– Ну, это… Сложно это, вот что!
Кондитер терпеливо кивнул:
– А если точнее?
Самнери замялся. Какое-то время он топтался на месте, видимо, пытаясь сформулировать ответ.
– Ну, если в общем, – нерешительно протянул он наконец, – то стать видимым – это как если бы сделать шаг вперёд, но на самом деле оставаться на месте. Вперёд и вниз. И ещё при этом как бы повернуть из-за угла. Примерно так.
– То есть я должен шагнуть вперёд, вниз и из-за угла одновременно? – растерянно уточнил Ивер.
– Да-да, только при этом никуда шагать не надо, – подтвердил призрак.
– Спасибо, Самнери, – сдержанно сказал Карэле. – Ивер, тебе это чем-нибудь помогло?
– Понятия не имею, – чистосердечно признался невидимка.
Кресло качнулось. Кондитер решил, что Ивер вскочил на ноги.
– Вперёд и вниз, – пробормотал он, – и ещё из-за угла…
– И не двигаясь с места, – напомнил Карэле.
Несколько минут ничего не происходило. Невидимка пытался применить на практике метод призрака, а Самнери, зависнув возле своего любимого скелета, с любопытством за ним наблюдал. Карэле же оставалось только ждать, прихлёбывая чай.
Наконец Ивер устал и рухнул обратно в кресло.
– Может быть, нужно долго тренироваться? – с надеждой спросил он.
– Или же способ призраков не подходит человеку, – мягко сказал Карэле.
Последнее было более вероятно – ведь Никли Байлис освоил невидимость за минуту. Но разочаровывать Ивера не хотелось, после исчезновения родителей ему и так приходилось нелегко.
– Слушайте! – воскликнул вдруг невидимка. – А ведь вы тоже умеете становиться невидимым! Помните, тогда, в гостинице?..
Карэле покачал головой:
– Это совсем другое. Я умею исчезать – почти целиком, так что не остаётся ничего, что можно было бы увидеть. Но тебе учиться этому фокусу пока рано. Да и незачем. В твоём случае он никак не поможет.
– Понятно, – расстроенно пробормотал Ивер.
Кондитер сочувственно взглянул на него – вернее, на то место, откуда слышал голос.
– Знаешь что? Мы завтра спросим Браса. Он ведь тоже может становиться невидимым, когда захочет.
– А почему не сегодня?
– Я отпустил его на Самайн. Это ведь и его праздник.
Кресло снова скрипнуло, слегка отъехав назад.
– Спасибо, дядя Карэле, – сказал Ивер. – Спасибо, господин Самнери. Я, пожалуй, пойду к себе.
Дверь качнулась туда-сюда, призрак спрятался в скелет, и кабинет опустел. Кондитер поднялся и подошёл к окну, за которым всё ещё лил дождь.
Он подумал, что прошлое тоже бывает видимым и невидимым. Его видимое прошлое – это уютные улочки Пата, и кондитерская, и даже все выдуманные истории о Карэле Карэле, которые так любят пересказывать друг другу его соседи. Невидимое прошлое лежит где-то внизу, как комок бетона в глубине земли – и остаётся только радоваться тому, что в этом мире никто даже не знает, что такое бетон…
В этом мире стоит осень и льёт дождь. Какая разница, что было раньше?
Карэле любил Самайн – время, когда жизнь подходит вплотную к своим границам и вглядывается в темноту, страшась и надеясь увидеть там собственное отражение. Серебристый свет фонарей и тёплые огоньки тыкв, выставленных в окнах, бросали блики на мокрую мостовую. Картина причудливо искажалась бегущими по стеклу водяными струйками, и знакомый уютный Пат превращался в зыбкое, немного зловещее, но прекрасное видение. В Самайн всё становилось немного иным.
Понятно, почему Ивер пытается избавиться от своей невидимости именно теперь, когда его родители в бегах. Ему хочется хоть что-нибудь сделать. Вот только не навредит ли он себе? Карэле нахмурился. Его длинные тонкие пальцы задумчиво постукивали по оранжевому боку тыквы, тёплому от горящей внутри свечи.
Стоило бы с кем-нибудь посоветоваться. Вот только с кем? Карэле перебирал своих многочисленных знакомых, но было не похоже, чтобы кто-нибудь из них имел представление о невидимости.
Наконец он сдался, недовольно вздохнул и, повернув ручку, отворил окно. В кабинет хлынули запахи осенней ночи, мокрых листьев, холодной, уже засыпающей земли. И, конечно, печёной тыквы, непременной принадлежности праздника. Шум дождя разом стал оглушающим. Карэле высунулся в окно, и ветер моментально растрепал его волосы, выдернув из косицы несколько непокорных прядок.
Невидимость призраков, невидимость домовых духов… Что же он всё-таки упустил?
*
– Тебя увижу и слёзы вытру, навстречу выйду, спокойна с виду…
Алли тихонько вздохнула, вытирая полотенцем тарелки. Новая горничная, светловолосая маленькая Нели, была чистоплотна, аккуратна и исполнительна. Но никак не могла избавиться от привычки напевать за работой, причём не всю песню, а только одну фразу. Высокий голосок Нели можно было даже назвать приятным. И всё же Алли раздражали эти обрывки песенок. Они сбивали с мысли – и дальше звучали в её собственной голове.