Карэле остановился перед самой большой печью, восстанавливая дыхание, и аккуратно открыл дверцу. Саламандра, дремавшая на угольях, подскочила от неожиданности, распрямила хвостик, став в два раза длиннее, – и, снова скатав его в тугую спираль, шмыгнула вверх, в дымоход. Пальцы кондитера скользнули под левый рукав рубашки, но он тут же вспомнил, что кинжал остался в спальне. Карэле нетерпеливо полоснул по пальцу левой руки бритвенно-острым ногтем правой, оставив глубокий порез, и протянул руку так, чтобы кровь падала на угли.
– Шани! – негромко позвал он. – Шани Кронис!
Некоторое время ничего не происходило, только капли крови шипели на горячих углях. Затем вверх взметнулось облако дыма, и пока Карэле кашлял, протирая глаза, из печи шагнул тёмный силуэт, почти чёрный на фоне багровых углей.
– Это полное безумие, – меланхолично произнес Кронис, наклоняясь и заглядывая в дымоход. – Ты каждый год ходишь ко мне за йольским огнём, рискуя нарваться на моего пса или ворона, в то время как у тебя самого в печи живёт саламандра. Извини, Карэле, но это довольно глупо. Лучшего огня тебе уже не отыскать.
– Она недавно завелась, – пояснил кондитер, зализывая пораненный палец. – Спасибо, что пришёл. Кроме тебя, тут никто не поможет…
Пока Кронис, не спеша и заметно прихрамывая, поднимался по лестнице, Карэле успел вкратце ввести его в курс дела.
– А что за суета внизу? – поинтересовался часовщик, входя в комнату Ивера. – И что тут делает этот молодой человек?
Он кивнул на Момса-младшего, который так и не ушёл вниз, увлечённый непонятными, но захватывающими событиями этой ночи.
– Я пока сам толком не понял, – признался Карэле. – Не до него было. Потом всё тебе расскажу, обещаю.
– Что ж, принимаю, – холодные глаза Крониса остановились на Карэле. – Ты призвал меня – этот долг ты отдашь рассказами. Но не теми, что обычно. Ты сам знаешь, о чём не рассказываешь никому. Вернее, не о «чём», а о «когда».
Карэле выдержал взгляд часовщика, хотя вдоль его позвоночника пробежала холодная волна, а внутри шевельнулся бетонный ком. Конечно, он знал.
– Пусть так, – спокойно ответил он. – Так ты поможешь?
Кронис отвернулся от кондитера и обвёл взглядом комнату. Ивер пробормотал приветствие, а Ланс, уже увидевший, кто стоит перед ним, почтительно поклонился. Часовщик ответил сдержанным кивком.
– Здесь действительно два времени, – произнес он. – Настоящее время и одна-единственная нить ненастоящего. Мальчик ушёл в будущее. Совсем недалеко, и всё-таки равновесие нарушено.
– Его можно восстановить? – нетерпеливо спросил Карэле, забыв, что в присутствии Крониса не следует торопиться. Тот насмешливо улыбнулся.
– Конечно, можно, если знать точную меру. Добавить немного прошлого или убрать немного будущего – вот и получится настоящее. Ты знаешь, почему в домах, где много старых предметов, никогда ничего не происходит, о Карэле Карэле?
Кондитер покачал головой:
– Знаю только, что это так. Но почему?
– Потому что старые вещи обрастают прошлым. За каждой из них тянется длинный хвост воспоминаний, событий, дел и слов, лиц и снов… А конец этого хвоста держу в руках я. И дом наполняется густым, затвердевающим прошлым – таким плотным, что время перестаёт течь. В таких местах даже настоящего почти нет, а будущего – тем более. Очень опасно хранить в доме много старых вещей, Карэле Карэле: я всегда буду где-то поблизости. А я не ко всем добр так, как к тебе.
– Но сейчас ведь вещи нам ничем не помогут? – настойчиво спросил Карэле.
Шани Кронис мелодично рассмеялся его нетерпению:
– Конечно, нет. Здесь всё серьёзнее. Мальчику придётся отдать не вещь, а кусочек судьбы.
Ланс сдавленно охнул, и Ивер испуганно оглянулся на него.
– Как это – кусочек судьбы? – робко переспросил он.
– Это значит, что нам нужно убрать часть твоего будущего, – пояснил часовщик. – Тогда прошлое перетянет весы, и равновесие будет восстановлено. Ты вернёшься в настоящее время и сможешь попасть в своё тело.
– А это… страшно? – подобрал, наконец, нужное слово Ивер, и Кронис согласно кивнул.
– Ещё как.
Он, хромая, подошёл вплотную к Иверу и ухватил его руками за плечи, как будто тот не был бесплотным призраком. Ивер вздрогнул, и Карэле содрогнулся вместе с ним, вспомнив, какой болезненный долгий холод сопровождает любое прикосновение Крониса. Некоторое время часовщик держал призрака, вглядываясь ему в глаза, потом выпустил и отступил на пару шагов. Ивер, дрожа, обхватил себя руками.