Выбрать главу

Назавтра вместо завтрака толстенький доктор с доброй улыбкой добрых полчаса издевался надо мной, заставляя проглотить медный шарик на конце рыжей резиновой трубки. Когда от попыток выполнить его просьбу я уже вся была в слюнях, соплях и слезах и уже на грани выдавить ему желаемый желудочный сок путём банальной рвоты, до которой пару раз оставалось совсем чуть. Но вдруг противный шарик проскользнул куда нужно, радостный доктор забегал по кабинету, как наседка потерявшая цыплёнка, здоровенным шприцом граммов на двести (это шприц Жане – сказал Сосед и успокоил, что им только подобные соки берут или промывают, а уколы таким не делают, можно не бояться) он насосал себе какую-то чуть зеленоватую жидкость в пробирки и вытащив свою трубку отпустил меня "С БОГОМ"…

Я вышла на подгибающихся ногах. Если все лётчики на пути в небо проходят подобные издевательства неоднократно, то я уже уважаю лётчиков. В горле словно рашпиль несколько раз провернули, вымотало меня это глотательство, что я только могучим волевым усилием заставила себя пойти не в палату, а в столовую, чтобы позавтракать. Сосед сказал, что мой цыплячий вес может стать одним из главных пунктов, в который они могут вцепиться. Но если я буду регулярно отмечаться в столовой, то я любые претензии отмету на том основании, что я уже набираю вес, а худоба связана не с болезненными причинами, а диагнозом алиментарная дистрофия, от которой я уже практически вылечилась, Вот для этого мне нужно обязательно отмечаться в столовой.

После завтрака я часик повалялась с книжкой стихов Лермонтова, с удовольствием перечитала:

Я не унижусь пред тобой! Ни твой привет, ни твой укор, Не властны над моей душой! Знай! Мы чужие с этих пор…[12]

И пошла, искать гимнастический зал, про который услышала от Светланы Ивановны. Зал нашла без проблем, здесь занимались некоторые просто раздетые по пояс с голым торсом, но большинство в спортивных костюмах. Пришлось искать кастеляншу, она мне без особых возражений выдала стиранный чистый костюм, конечно гачи и рукава пришлось подвернуть, а куртка чуть не доставала до колен, но зато я могла заниматься, а после лазарета я уже почти привыкла к этому. Здесь я удивила Соседа, когда без проблем подтянулась пять раз на турнике. А вот сделать подъём переворотом не вышло. Он успокоил, что я просто уже устала и нужно повторить подход после отдыха. После отдыха, пока я растяжку делала, я дважды спокойно поднялась переворотом, наверно и в третий раз бы смогла, но чуть дёрнулась и не получилось, а потом сил не хватило на большее.

— Знаешь, я думаю, что тут ряд факторов, с одной стороны ты действительно довольно сильная, но не сильнее среднего мужчины, а вот то, что твой вес всего сорок два килограмма, как раз играет в твою пользу…

— Так это хорошо или плохо?

— Хорошо, но нужно заниматься, чтобы эти показатели сохранились и при наборе веса.

— Но я вроде уже вернулась в те размеры и объёмы, что у меня были, ну, может чуть меньше…

— Если уж ты решила быть самолётихой, хотя мы в тебе оба находимся, и если с тобой что-то случится, то это и меня касается, так что могла бы и посоветоваться…

— Ну ты же был бы против…

— Я и сейчас против!

— Вот видишь! А я летать хочу…

— А я не хочу, но видимо это никого не интересует…

— Ну не обижайся! Ты же хороший!

— Хороший! Хороший. Так, чего сказать хотел, если уж решила летать, то привыкай в штанах ходить, в самолёт в юбке не полезешь. Да и вообще, помнишь стычку с Мельниковым в приёмном покое?

— А к чему ты вспомнил?

— Нет, всё правильно его отшили, я вот подумал, раз уж мы решили в этой песочнице играться, то и привыкать и вливаться нужно. Как бы тебе объяснить, что я имею в виду… Это теперь наша стая… Ёжику понятно, что в том случае тебя вроде как на вшивость проверяли и, к слову, сделали это без злобы, что этому Мельникову в плюс. А вот моя и твоя реакция никуда не годится. Надо нам об этом серьёзно подумать. Как остаться собой, не поступиться честью, но и избегать конфронтаций, ведь в той ситуации он имел право закусить удила в ответ и на тебя окрыситься во всю мощь и ширину души, ведь по факту его мы клоуном выставили…

— И что ты предлагаешь?

вернуться

12

Любимый Михаил Юрьевич Лермонтов, одно из стихотворений посвящённых Н.Ф.И. (Наталье Фёдоровне Ивановой, как предполагают).