У чаек птенцы давно подросли. Они были такими же большими, как взрослые птицы, и только по грязно-серому цвету пера можно было отличить их от родителей. До поры до времени ни птенцы, ни их родители не замечали ворон на своем острове. Но какие-то невыясненные отношения между чайками и воронами, видимо, все еще оставались. То ли спокойным, неторопливым белым птицам не нравилась серая, вороватая суета ворон, то ли чайки и сами не прочь были полакомиться содержимым раковин, которые вороны уже успели расколоть. И всякое посещение островов воронами, как правило, заканчивалось воздушным сражением.
Занятые добычливым промыслом вороны не сразу замечали, что на них надвигается гроза. А чайки, издав громкий воинственный крик, уже отчаянно пикировали на ворон… Восвояси серые пришельцы убирались поспешно, прижавшись к самой воде, будто знали, что атаковать их здесь, внизу, чайки не смогут, ибо выйти из крутого пикирования над самой водой не удастся даже такой сильнокрылой птице, как чайка.
Вороны улетали, чайки успокаивались, на озеро снова приходила летняя тишина. Порой в такие жаркие летние дни чайки не показывались на нашем острове с неделю, а то и дольше, не было белых птиц в полуденный зной и над гладью озера. Но стоило где-то на отмели показаться мелкой рыбешке, как, откуда ни возьмись, над косяками рыбешки появлялись сизые чайки со всего нашего озера…
Много ли вылавливали рыбы за весну, лето и осень наши сизые чайки — не знаю. Чаще я видел, как эти птицы подбирали уснувших, побитых рыбок, поднявшихся к поверхности боком или брюшком уже из последних сил. Но зато все мы точно знали, что «чайка никогда не обманет» и всегда точно расскажет о первых косяках уклеи-салаки и о первой осенней ряпушке…
Уклея-салака появлялась у беретов в самое жаркое время и билась у самого берега о камни, выбрасывая икру. От множества рыбешек вода между камнями кипела, и над этой кипящей водой белым облачком всегда кружились чайки.
Салака бушевала с неделю, потом исчезала. И следующий большой праздник чайкам приходилось ждать долго. Но вот ударяли первые холода, и к тем же самым камням подходила еще одна проворная рыбешка — ряпушка. Что доставалось чайкам от этого позднего празднества? Ведь ряпушка метала икру не у берегов, а поглубже и никогда не вертелась у самого уреза воды. Но чайки, собравшись вдруг у берега, точно подсказывали нам, что ряпушка уже пошла.
Другой раз холода ударяли рано, ряпушка еще не успевала подойти к берегу, и нам казалось, что ловить ее в этом году так и не придется: заливы уже покрывались льдом, затягивало льдом широкое плесо, озеро вроде останавливалось совсем на долгую зиму. Казалось, еще день-другой, и на тот берег можно будет перекатить по звонкому льду на санках-финках. Но тут кто-нибудь замечал надо льдом большую белую птицу, и все мы уже знали, что чайки не улетели — значит, сегодня с вечера по льду ударит ветер, раскидает лед, и снова откроется озеро.
А если случалось так, что чайка не покажется ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, не поведет крылом над первым ледком, то мы убирали с вешал сети, затаскивали на зиму лодки и прощались с водой до следующей весны. Чайки ушли от нас, а чайки никогда не ошибаются…
ПТИЦЫ
Как ни очаровательна цветущая весна, как ни прекрасно в своей уверенной зрелости щедрое лето, но есть в природе еще одно чудесное время года — осень…
Осень на нашем озере начинается с первых холодных туманов над ночной водой и с первого желтого листа на березе.
Перед первым холодным туманом с полудня сжимаются в узкие сиреневые полоски недавние рыхлые, пухлые облака, а на вечернюю притихшую воду ложится необычно яркий для летних дней, звонкий малиновый закат. Догорает закат, темнеет вода, а с берега на эту потемневшую воду уже тянутся сизые языки тумана.
К ночи туман густеет и, клубясь, дымя первым осенним холодом, ползет с воды на огороды, дотягивается до крыльца, а то и прячет за собой баньки и невысокие дома.
Солнце поднимается в тумане неясно, далеко. А когда отдымившаяся вода встретит утренний свет, обязательно заметишь на утренней, чуть мутноватой от недавнего тумана воде первые осенние листья. Эти листья упали на воду сегодня ночью по первому холоду. Они еще зеленые, летние, только редкие желтые крапинки по зеленому цвету расскажут тебе, что осень уже подходила к твоему лесу, к твоему озеру.
Вчера еще лес, что поднялся от воды по крутому обрыву скалы, был зеленым, правда, летний лист уже потемнел, потяжелел. Но вот пришел первый холодный туман, и на березке, что выше всех поднялась по скале, появились первые желтые листья-рябинки.
От дня к дню желтых, нарядных листьев на березке больше — и вот это уже не крапинки, не рябинки, а большие ярко-желтые пятна — цветы по недавним зеленым ветвям…
Забудешь порой поглядывать на березку, что первой встретила осень, а потом вспомнишь, увидишь ее и не сразу поверишь глазам: веселое, легкое и совсем желтое деревцо нарядно стоит на вершине камня.
Внизу, где березы погуще, листва еще зеленая. Летняя листва пока и на осинах, что укрылись от раннего холода друг за друга. И только одно-единственное деревцо, что издали заметило осень, заглянувшую к озеру, стоит, светит тебе, как ласковый огонек, и рассказывает, что время тихой осенней воды и первых птичьих стай уже наступило…
Наверное, у каждого человека, отыскавшего свою любимую, желанную дорогу, есть на этой дороге самые любимые места, самые желанные встречи.
Я люблю тихие реки и глубокие таежные озера, люблю ветры и облака и без конца могу идти и идти по берегу полюбившейся реки от одного озера к другому, удивляться всякий раз лесной встрече, но все-таки самая большая радость приходит ко мне, когда вижу и слышу, как сердится на непрошеного гостя крошечная птичка крапивник, как красногрудый снегирь тянется к кистям ягод на рябине, или на весеннем снегу топчутся, что-то выискивают желтогрудые овсянки…
Я очень люблю птиц, и, наверное, поэтому каждая зима, весна, лето и каждая осень помнятся мне, как встречи с пернатыми друзьями.
Вокруг еще лежит снег, в скворечнике, как и всю зиму, ночуют еще привычные ко всему воробьи, но я уже жду скворцов, первых, уставших с дороги, пока без песен и щебетания. Кто-то уже видел скворца, кто-то уже встретил со скворцами весну, но моя весна еще не подошла, не показалась — и так до тех пор, пока на скворечнике под моим окном не появится мой первый скворец.
А что может быть трогательнее и теплее встречи с желтогрудой овсяночкой ранней весной прямо на дороге за селом. Дорога еще крепкая, зимняя, но края дороги уже осели под солнцем, и темными полосами показались из-под снега следы зимних саней. И здесь среди сизого снега заметишь ты вдруг небольших пестрых птичек, мелькнет желтая шейка, головка, грудка — и догадаешься ты, что овсянки высыпали на дорогу под весеннее солнце. А потом какая-нибудь из птичек вскинет крылья, вспорхнет на ветку придорожной ивы и нежно, раз за разом прозвенит веселым серебряным колокольчиком: «тинь-тинь-тинь-тинь-тии…» И долго потом слышишь ты про себя эту чудесную песенку, видишь по памяти белые барашки на ветвях ивы, и среди этих барашков желтое пятнышко — грудка овсянки.
Скворцы и овсянки для меня самая ранняя весна. Стоит пригреть солнцу, и я уже иду по дороге к лесу, прислушиваюсь и высматриваю на снегу первых весенних певцов и всегда нахожу недалеко от дороги, по краю поля желтогрудых птичек.
С детства осталась у меня привычка встречать первых зябликов. Первые зяблики еще не поют, они устали с дороги, не осмотрелись и пока только негромко переговариваются между собой: «пинь-пинь, пинь-пинь…»
Ожидание зябликов всегда необычно. До зябликов лес еще пуст, и только звоночки-колокольчики больших синичек да разноголосые барабаны дятлов рассказывают лесу о начале весны. Снег еще светится мутными пятнами около берез и осин. Но вот чуть захмарило, затеплело, повернуло совсем на весну, а тут еще прошел первый дождичек и вымыл первый раз в этом году ветки деревьев. И почти вслед теплу и первому дождичку приходят в лес зяблики. И лес оживает весенними птицами. Ты видишь зябликов здесь, тут же угадываешь таких же птиц чуть в стороне — и уже целые стайки долгожданных гостей заселяют весеннее редколесье. А пройдет совсем немного времени, зяблики осмотрятся, обживутся и раздастся тогда в лесу первая по-настоящему весенняя песня.