На соседних огородах тоже вздымаются горы и горки камней — это тоже либо разрушенный лоб скалы, либо собранные когда-то с огорода валуны и плиточник, и между этими горами и горками так же приносят богатый урожай и картофель, и другой овощ, а у самого камня высоко поднимается разносортная огородная трава, идущая на доброе сено. И эта трава богаче и сочнее, чем ее родственница, не догадавшаяся спрятаться от холодных и сухих ветров за каменную изгородь.
Сразу за моим огородом начинается сельский выпас. Выпас каменистый: он весь в каменных холмах и холмиках, и эти холмы и холмики тоже остатки некогда ровной и прочной скалы, которая распалась теперь на угластые куски и плиты.
Эти каменные плиты, большие и малые, можно так удачно подобрать друг к другу, что они станут замечательным строительным материалом для печи и даже для дома. Камень для печи — это богатое тепло, которое сохранится в доме не один день после десятка березовых полешков: ведь ничто, кроме камня, так долго и прочно не удержит в себе огонь — кирпич не чета камню.
Из камня, что кругом и под самыми руками, не так уж трудно собрать амбар и даже дом. Такой дом построен на той стороне озера, у самого шоссе, построен красиво и удивительно ровно подошел и к скале, и к лесу, и к озеру. И теперь это ладное строение стоит над озером как памятник тому догадливому и бережливому карелу, который первым подумал о дешевом и щедром камне, годном и для печи, и для дома.
Дома на нашем острове рубились из дерева, но и здесь вечный камень, что допекает новичка на покосе, отнимает время на карельских тропках и пугает по вечерам темными высокими берегами озера, явился добро и кстати. Дома на острове ставились всегда без фундамента, прямо на скалу: ведь остров — это тоже огромная спина-скала, поднявшаяся из воды. И дом, поставленный на скале, никогда не знал ни перекоса, ни оседания.
Скала — остров посреди озера, скала — берег, скала — дно озера и даже огороды — и то скала, куда люди наносили землю из леса.
В лесу земли, конечно, больше, но и эта земля порой, как и на огороде, тоже собрана между камнями. И даже тогда, когда лесной пашне, лесному покосу удавалось расстелиться пошире, все равно груды камней поднимались среди этой земли.
Такие груды среди пашней и выкосов обычно поросли березами. Березы встали на вершинах и скатах каменных холмов. Березам уже много лет. Остановишься около каменного холма, поросшего деревьями, раздвинешь траву, снимешь с камней мох и откроешь трудную тайну камней среди берез…
Эти камни не угластые и не плоские, как остатки разрушенной скалы, а гладкие валуны-одиночки, которые, как тяжелую память, оставил после себя карельской земле ледник. Эти камни-валуны, большие и маленькие, некогда торчали гранитными шипами по всем полянам. Но на поляны пришли люди, умевшие уже с завидным терпением и упрямой настойчивостью натаскать землю для огорода на скале, подобрать камни-плиты для стен дома и для печи. И люди собрали весь камень, который разбросал по земле ледник, снесли его в кучи и принялись пахать приподнявшуюся из-под камня, глубоко вздохнувшую, щедрую лесную землю…
Это было давно. Давно потемнели, позеленели и даже потрескались собранные в кучи валуны, давно поднялись над этими валунами березы и стали могучими деревьями, и очень давно не стало тех людей, которые на веки вечные поставили самый прочный, самый простой и самый светлый памятник человеку — скромные, не сразу теперь приметные по лесам каменные холмы и холмики среди белых и чистых карельских берез.
В стороне от нашего острова рычат и ревут обозленные на болото бульдозеры и трактора, воюют с торфом и редкими кустами ольшаника. А легко ли было тогда безоружному человеку воевать, воевать и все-таки победить и не торф, не суглинок и даже не глину, а камень-гранит…
Бульдозеры и трактора прокладывают новые гряды, расчищают места для новых покосов и пашен, не таких трудных, как лесные карельские полоски земли среди камней. На новых раздольных покосах и пашнях уже шумят травы, хрустят от утреннего холодка кочаны капусты, густо и неподатливо, как вода заросшего залива, покачивается под ветром море картофельной ботвы. Когда-нибудь среди этих широких полей и лугов, наверное, вырастет и земляника, но это будет другая ягода, скорей напоминающая среднерусскую, сочную и необозримую ягоду, чем упрямую, поднявшуюся вверх по скале ягоду — звездочку скромного северного края.
И мне очень верится, что никогда-никогда не забудут люди ни Карельской тропки, ни огорода среди камней, ни ловкого карельского покоса, где коса сама должна знать, где ходить, никогда не забудут и скромные холмики, которые сложил из валунов и оставил в лесу как памятник своей умной и точной жизни упрямый, жилистый, скромный, но отважный в работе светловолосый и светлоглазый крестьянин-карел…
Этот человек, наверное, поставил на скале-острове и мой дом, поставил так, чтобы я мог видеть теперь и лес, и сельский выпас, усыпанный камнями, как сентябрьская ночь сплошными звездами, чтобы я мог видеть и озеро, и, конечно, еще два замечательных камня, что поднимаются из озера неподалеку от острова-деревни…
Из озера неподалеку от деревни поднимаются два камня. Один из них показывается из воды рано, еще в июне, а к августу успевает выйти наверх на целых полвесла.
Если первый камень к августу поднимается из воды больше чем на полвесла, то это совсем точно означает, что лето было сухим и что теперь только скорые и густые августовские дожди еще помогут как-то спасти урожай поля и леса.
Замерять высоту камня в августе — это больше не прогноз, а пассивная летопись. Вот почему наблюдать за камнем, что поднимается из озера, начинают еще в июне…
Все просто: пошел камень из воды быстро — значит, сухо, значит, быстро падает вода в озере, значит, в лесу мало осталось с весны воды, и есть опасение, что трава по выкосам не поднимется хорошо и не будет хорошего раннего сена. Ну а если камень идет из воды с трудом, то год обещает быть рыбным, будет и богатая трава. А вот удастся ли собрать траву при таких сырых погодах, пойдет ли камень из воды побыстрей в середине июля?
Пошел камень из воды побыстрей в июле — удалось хорошее сено, а к августу из воды показалась голова и второго, нежеланного, страшного камня.
Второй камень небольшой, он куда меньше первого и потому выходит из воды лишь в великую сушь, когда горит по выкосам трава, горит и падает с берез и осин скрученный в трубку лист. Нет в такую сушь ни ягоды, ни гриба, нет рыбы в заливах. Страшен второй камень, и уж лучше наезжать в темноте на его подводный гребень, лучше срывать шпонки и терять винты лодочных моторов, чем видеть голую, сухую плешину гранитного лба, покачивающуюся среди волн.
К вечеру волна на озере улеглась: к вечеру чуть приутих мокрый западник, что принес новые дожди, и эти дожди еще дальше отодвинули срок появления второго камня… А если говорить честно, то я не очень боюсь за свой огород, который хранят прочные каменные стены.
Наверное, не очень боялся за свои лесные покосы и пашни и карельский крестьянин — камень хоть как-то, но все-таки выручал землю, поил ее росой даже в самую лютую жару, как выручал и самого старательного человека в крутые зимние холода — выручал глубоким, ласковым теплом русской печи, сложенной из добротного карельского камня…
КАРЕЛЬСКАЯ БЕРЕЗА
