- Верно, пустим несколько солдат, кто-то из них доберется и уничтожить пулеметы поляков - он обвел взором офицеров, как бы спрашивая их согласия, но Любавин вновь был иного мнения.
- Неизвестно, сколько боезапаса осталось у пулеметчиков бронемашин. Очень может быть, что в самый нужный момент, люди останутся без прикрытия.
- Это война, лейтенант. Здесь приходится рисковать жизнью ради выполнения боевого приказа.
- Если это приказ, то прошу об этом объявить официально. А если это обсуждение задачи, то это предложение сильно рискованное. Я считаю, что следует подождать подхода танков. Со слов командира бронемашины они шли следом за ними и скоро должны подойти. Их орудия подавят пулеметы поляков, и мы сможем продолжить движение.
- Но танков нет, и неизвестно когда они будут!
- Значит надо послать на их поиск разведчиков и привести их сюда - настаивал Любавин, но командный голос из-за спины, разбил все его надежды.
- Танков долго ещё не будет. У одного кончилось горючее, а у второго поломка двигателя. Я встретил их на дороге в десяти километрах от вас и могу честно сказать, что на их орудия рассчитывать не стоит - произнес рослый комдив, неизвестно как очутившийся в этом месте.
- Товарищ комдив!- Гусыгина как пружиной подбросило при виде высокого начальства, - во время выполнения приказа командования батальон встретил серьезное сопротивления со стороны поляков засевших в фольварке и огнем своих пулеметов мешающих нашему продвижению на Львов. В настоящий момент производится постановка задачи командирам подразделений о штурме силами батальона вражеских укреплений.
Все это было произнесено испуганным комбатом, страстно пожиравшим глазами Рокоссовского.
- Сколько пулеметов у противника?
- Два, товарищ комдив. Оба расположены по флангам, но мы нейтрализовать их во время атаки огнем двух бронемашин.
- И сколько человек после этого штурма вы намерены привести к Львову. Сто? Сто пятьдесят? Пятьдесят? Сколько - в лоб спросил комдив Гусыгина.
- Мы рассчитываем послать впереди цепей бойцов с гранатами, которые подавят огневые точки противника, и мы возьмем фольварк - попытался выкрутиться капитан, но комдив не согласился и с этим вариантом.
- И как много времени вам понадобиться для этого. Час, два, три?
От столь конкретных вопросов комбат увял и тут в разговор вмешался Любавин.
- Разрешите обратиться, товарищ комдив - попросил он Рокоссовского.
- Лейтенант Любавин. Согласно карте здесь в стороне есть овраг, по которому можно попытаться обойти фольварк и ударить в тыл противнику.
- Какая карта!? Вы, что, белены, объелись, Любавин!? У нас нет карт этой местности! Только в штабе полка или дивизии! - взорвался в праведном негодовании Гусыгин, но комдив взмахом руки прервал его гневную тираду.
- Что за карта, лейтенант? Откуда?
- Это польская карта, товарищ комдив. Она изъята мною у офицера, которого мы вчера пленили вместе с группой солдат за рекой Серет - Любавин достал карту из планшета и протянул её комдиву.
- Вы знаете польский? Без знания языка в карте трудно разобраться, особенно с второстепенным направлением.
- Нет, товарищ комдив, польский не знаю, но у меня были хорошие учителя по географии. Трудно было, но разобрался - честно признался лейтенант.
- Так быстро? - усомнился комдив.
- Так ведь я над ней весь вечер корпел, было время расколдовать.
- Молодец. Как зовут?
- Любавин Василий Алексеевич.
- Так вот, что товарищ Любавин. Вы эту карту нашли, вам и проверять ваше предложение. Пошлите бойцов в разведку и пусть они узнают, насколько карта соответствует истине. На все у вас час, - комдив посмотрел на циферблат часов, давая лейтенанту возможность сверить свое время со временем командира. - Через час жду вас с докладом. Все ясно?
- Так точно, товарищ комдив - Любавин козырнул и, взяв карту, отправился исполнять приказ.
- Но, товарищ комдив, мы и так много времени потеряли, теперь ещё час - заныл Гусыгин, но его опасения были напрасными
- Не беспокойтесь, по поводу этой задержки я дам разъяснения товарищу командарму - успокоил его комдив. Весь отпущенный им час, Гусыгин провел как на иголках. Он волчком крутился вокруг комдива, который вместо того, чтобы сидеть в тени и ждать донесения, стал знакомиться с батальоном капитана. Неторопливо прохаживаясь от одной группы бойцов к другой, он спрашивал, какие потери, как давно они идут, кормили ли их сегодня, каково у них настроение и многое другое, что, по мнению капитана, ему было знать необязательно.
При этом было видно, что комдива действительно интересуют солдатские ответы и спрашивает он не для проформы.
Рокоссовский пробыл в батальоне до самого конца. Дождался, пока не вернутся разведчики, сделал замечание Любавину, что тот не имел права, исполняя обязанности комроты лично идти в разведку.
- Такая оплошность мало простительна сейчас и совершенно непростительна во время большой войны. Запомните это крепко, лейтенант - наказал комдив к тайной радости Гусятина. Затем приказал Любавину взять свой взвод, и скрытно обойдя фольварк атаковать противника с тыла.
Комбат ожидал, что лейтенант попросит заменить его, но к его удивлению Любавин согласился и ещё поблагодарил за оказанное ему доверие.
Когда в небо взвились две белые ракеты, обозначающие начала атаку, комдив приказал броневикам вести непрерывный огонь по фольварку, а затем, выждав несколько минут, бросил в атаку роту старшего лейтенанта Хлебовского.
Двойной удар сломил сопротивление противника, и дорога на Львов стала свободна.
Храбрецам часто везет. Не стал исключением и случай с лейтенантом Любавиным. При осмотре захваченного фольварка, солдаты обнаружили две заправленные грузовые машины. С разрешения комдива они были конфискованы и, посадив на них солдат, лейтенант не только с лихвой наверстал отставание выдвижения батальона, но уже к вечеру прибыв к пригороду Львова, где шла интенсивная перестрелка.
Стреляли, правда, между собой немцы и поляки. Первые попытались вступить в город, а вторые, получив подкрепление в виде войск, полковник Соснковского, пытались прорвать окружение и уйти в Румынию.
Ни те, ни другие к вечеру 20 сентября особо не преуспели в своих намерениях, к огромной радости командования Украинским фронтом, успевшего подтянуть и нарастить свою ударную силу под Львовом.
Для переговоров с немцами прибыл комбриг Яковлев, потребовавший полного отвода немецких войск от Львова. Для считавших Львов своей законной добычей немецкого генерала Бейера это требование было неприемлемым, но звонок из ставки ОКХ, заставил их подчиниться.
В ночь с 20 на 21 сентября немцы покинули свои позиции, которые немедленно были заняты советскими войсками, маскировавшие свои действия артобстрелом Львова. Утром, к генералу Сикорскому прибыли советские парламентеры с предложением о сдаче города, в связи с его полным окружением советскими войсками.
Весь день прошел в интенсивных переговорах с Варшавой, которая разрешила генералу Лянгнеру действовать по собственному усмотрению. И к вечеру господин генерал решил, подписав 'Протокол сдачи города Львова'. Согласно ему польские войска 22 сентября оставляли город. При этом офицеры получали гарантии личной свободы и личной неприкосновенности, а также возможность выехать в Румынию или Венгрию по своему выбору.
Решение генерала было воспринято в войсках и жителями города неоднозначно. Многие были против передачи Львова большевикам, и их несогласие проявилось в вооруженном противостоянии с 'освободителями'.
После того как поляки стали складывать оружие и сдаваться в плен, советское командование решило провести парад победителей по улицам Львова, но с торжеством пришлось несколько повременить. При вступлении в центральную часть города, советские подразделения были остановлены огнем со стороны баррикад с засевшими за ними поляками, отказавшихся признать сдачу города.