А иногда кто-нибудь из них начинает петь, просто так, для себя. И сразу все замолкают, лица их светлеют… Одни сидят, опершись подбородком о колени, другие мечтательно закрывают глаза, иные смотрят куда-то вдаль — каждый думает о чем-то своем… о жене, о любимой, о земле, о детской колыбели… А певец все поет — без всякого аккомпанемента, конечно, — и в его надтреснутом голосе почему-то слышится грусть. Как-то запел и Сейид. Это была песня о разлуке с любимой и о желанной встрече… Милая, ведь я тоже тоскую о встрече с тобой, вверяя свою печаль этим письмам, которые летят к тебе. Ах, если бы и я умел петь! Я бы пел для тебя!..
Я спросил Сейида: «Кто научил тебя этой песне?» Он, улыбаясь, ответил, что мелодия пришла сама, а слова родились «из сердца». Мне всегда делается грустно от их пения, а вибрирующие голоса певцов пронзают мое сердце. Я не могу теперь слушать песен, которые поют по радио, — они кажутся мне пошлыми и фальшивыми.
Вот и снова получилось письмо о Сейиде, правда, на этот раз и о его товарищах. Но, дорогая, как же иначе! Это удивительные люди, и я невольно преклоняюсь перед их благородством, их добротой и сердечностью. Меня они называют довольно странно: «Набиль-сопроводитель». Видимо, так у них принято. Помнишь, я писал тебе, что одну машину они прозвали «великаном»; это так привилось, что я даже забыл ее настоящее название, а советские специалисты официально признали это наименование.
Прежде, если иностранные туристы спрашивали меня о каком-нибудь механизме, заграничный ли он, я всегда отвечал «да». Но теперь мой ответ будет другим… Знаешь, здешние люди, преобразующие все вокруг, могут изменить даже течение Нила… Только одно остается неизменным — моя любовь к тебе. Она стала еще крепче и глубже…
Сейид передает тебе привет. Ему очень понравилась твоя фотография, он увидел ее, когда был у меня в гостях… Кончаю письмо и хочу поделиться с тобой своей сокровенной мечтой… Вчера я думал о тебе, о нас, о нашем сыне… У нас обязательно будет сын! Чудесный, милый малыш… Давай назовем его Сейидом…
Мухаммед Исмат
Последняя капля
Перевод Л. Петровой
Старые стенные часы гулко пробили семь. Звук их напоминал звон церковного колокола. Беременная женщина проснулась и принялась будить мужа, который храпел рядом, как в предсмертной агонии. Сейид Амин Уфаша поднялся с головной болью. Он провел бессонную ночь. А все из-за письма, которое он получил вчера от «искреннего доброжелателя». Мол, присмотрите за своей дочерью Несмой Лутфи и запретите ей встречаться с неким Шемс-ад-Дином. «Джеймс Дин» — так прозвали его студенты — обычно преследовал девушек на своей машине, предлагая подвезти в часы «пик», когда весь транспорт переполнен.
Сейид Амин поспешно оделся. От завтрака он отказался.
— Оставь, дай мне хоть сегодня добраться вовремя, — бросил он жене и хлопнул дверью.
Он устремился вниз по лестнице, на ходу завязывая галстук. Однако пришлось вернуться — забыл бумажник.
— Что приготовить на обед? — спросила жена.
— Свари мулухию[25].
Сточные канавы с грязной водой преграждали дорогу. Зажимая нос от зловония, он осторожно перешагивал через них. Вот наконец и улица Шубры. Знакомая остановка. Но автобусы, забитые до отказа, проносились мимо него: один, другой, третий… Пришлось отправиться пешком до площади Рамзеса, чтобы сесть там на трамвай, идущий в Гизу.
Он вытащил из кармана письмо и перечитал его, наверное, в сотый раз. Ну как уберечь дочь от этого обманщика! Почему шайтан в образе Шемс-ад-Дина подкрался к сердцу такой невинной девушки? Чем прельстил он ее?
Несма — свет его очей. На нее он возлагал все надежды, обманувшись в своих сыновьях — Мунире Фахми и Самире Хусни.
Поначалу Мунир был прилежным учеником. Но потом запустил занятия, постоянно проваливался на экзаменах, и младшая сестра без труда обогнала его. Он увлекся было футболом, мечтая стать чемпионом, но ему не повезло. А теперь он ступил на плохую дорожку: отнимает деньги и сигареты даже у своего брата.
И у Самира странная история. Каждое утро он уходит в школу, а возвращается поздно вечером, заявляя, что учит уроки у друзей, — дескать, подальше от злополучного братца. Несомненно, тут виновато кино — это орудие дьявола! Челка у Самира по самые брови, ходит развинченной походкой и смотрит как-то томно. И бил его, и денег карманных лишал — ничего не помогло. У него всегда есть на что купить билет в кино или сигареты. Интересно, откуда он берет деньги? Может, ворует?! Или… стал артистом? Или… что там еще? Нечего сказать, хорошенькая судьба ожидает его детей! Какой позор для благородной семьи Уфаша![26] И вдруг это слово предстало перед ним в своем буквальном отвратительном смысле: свалка, грязь. И эта мысль пронзила его, как нож убийцы…