Но когда это произойдет?! Мы оба замолчали. Детский гомон вновь заполнил комнату.
Потом шейх опять запел. Он повторял слова «и память о ней со мною», и вариации, переливы его голоса были так чарующи, что, казалось, сами стены готовы были заплясать в экстазе. Я выразил свое восхищение от всей души, он ответил благодарной улыбкой.
Поднявшись, я попросил разрешения уйти, и он проводил меня до наружной двери. На прощание шейх сказал мне:
— Говорят, теперь он бывает в доме хаджи Ванаса ад-Даманхури. Вы его знаете?
Я покачал головой, в сердце опять закралась надежда.
— Это частный предприниматель, время от времени он приезжает в Каир и останавливается в какой-нибудь гостинице. Тогда каждый вечер он бывает в баре «Звезда» на улице Алфи.
Дождавшись наступления темноты, я отправился в бар. Спросил у официанта о хаджи Ванасе, тот указал мне на угол, полускрытый зеркальной ширмой. За столиком сидел в одиночестве человек, перед ним — пустая бутылка и еще одна, отпитая на три четверти. Да, как видно, передо мной был заядлый пьяница. Одет он был в небрежно спадавшую шелковую галабийю, на голове — тщательно намотанная чалма. Вытянув ноги до самой ширмы, он с интересом рассматривал себя в зеркале. Округлое и, несмотря на приближающуюся старость, красивое лицо его было красным от вина. Я тихонько подошел, остановился в нескольких шагах. Он не повернулся и никак не показал, что заметил мое присутствие.
— Добрый вечер, господин Ванас, — сказал я дружелюбно.
Он быстро оглянулся, мой голос словно вывел его из оцепенения. Взгляд был недовольный. Только я собрался объяснить, что привело меня сюда, как он решительным тоном, не лишенным, однако, светской любезности, произнес:
— Во-первых, будьте любезны сесть и, во-вторых, пожалуйста, выпейте!
Я открыл рот, собираясь извиниться, отказаться, но он заткнул пальцами уши и воскликнул:
— Ни слова, пока не сделаете того, что я говорю!
Я понял, что передо мной деспотичный пьяница, которому придется повиноваться — хотя бы частично. Садясь, я с улыбкой спросил:
— Вы позволите задать один вопрос?
Не вынимая пальцев из ушей, он кивнул на бутылку:
— Если я пьян, как сегодня, то не позволяю себе никаких разговоров, пока собеседник не дойдет до моего уровня — в противном случае взаимопонимание представляется мне невозможным.
Я показал, что не пью.
— Я тебе нужен, — сказал он небрежно, — а это мое условие.
Он наполнил рюмку, которую я взял и, не прекословя более, выпил. Тут же меня обожгло огнем. Я подождал, чтобы это жжение хоть немного утихло, потом сказал:
— Ну вот, для меня и этого достаточно, теперь, я думаю, уже можно спросить вас…
Он снова заткнул уши.
— Не желаю слушать, пока не напьешься!
Передо мной появилась новая рюмка. Я посмотрел на нее с содроганием, потом, превозмогая себя, осушил одним глотком. Ох, эта жидкость унесла всю мою силу воли. С третьей рюмкой я лишился памяти, а с четвертой исчезло будущее. Мир вокруг меня завертелся, я уже не помнил, зачем пришел сюда. Мужчина за столиком внимательно смотрел на меня, но я уже не видел его… Моя голова склонилась на спинку кресла, и я погрузился в забытье. Мне снился чудесный сон, никогда не посещавший меня дотоле. Я видел себя в огромном саду, среди роскошных деревьев, под небом, усеянным звездами, которые светили сквозь ветви. Воздух был влажным и прохладным, будто на рассвете или в облачную погоду. Я покоился на жасминовых лепестках, и они сыпались на меня белым пухом, а прозрачные струйки воды омывали мое горящее лицо. Мне было так спокойно, так легко и сладостно. Где-то звучала тихая музыка, баюкая меня. И во всем чувствовалась такая удивительная гармония… Все было на своем месте, никто никому не мешал… Вселенная тихо вращалась вокруг в упоении… Но как коротко было это сновидение! Когда я открыл глаза, сознание вернулось ко мне — с резкостью удара полицейского кулака, — и я увидел Ванаса ад-Даманхури, который заботливо смотрел на меня. В баре оставалось лишь несколько пьяных.
— Ты крепко спал, — сказал мой собутыльник, — тебе явно надо было выспаться.
Я обхватил голову ладонями. К моему удивлению, они тут же намокли. Я посмотрел: в самом деле капли воды.
— У меня мокрая голова…
— Да, мой друг пытался разбудить тебя, — быстро сказал Ванас.
— Кто меня видел в таком состоянии?
— Не беспокойся, это хороший человек. Ты не слыхал о шейхе Заабалави?
— Заабалави? — завопил я, вскочив на ноги.
— Да, — ответил он удивленно. — А что такого?
— Где он?
— Не знаю, где теперь. Он был здесь, потом ушел.
Я хотел было бежать за ним, но явно переоценил свои силы. Покачнувшись, я ухватился за стол и в отчаянии закричал:
— Единственное, ради чего я сюда пришел, — повидать его! Помоги же мне вернуть его, пошли за ним кого-нибудь…
Ванас подозвал разносчика креветок, велел ему найти шейха и вернуть в бар. Потом он обратился ко мне.
— Я не знал, что дело так серьезно. Извини…
— Вы же не давали мне слова сказать, — раздраженно сказал я.
— Какая досада! Он все время сидел рядом с тобой, поигрывал гирляндой из жасминовых лепестков, которую надела ему на шею одна из поклонниц, потом, пожалев тебя, стал брызгать в лицо водой, чтобы ты очнулся.
— Вы встречаетесь здесь каждый день? — спросил я, не отрывая глаз от двери, куда вышел разносчик креветок.
— Он был здесь сегодня, вчера, позавчера, но до этого не появлялся около месяца.
— Быть может, он завтра придет, — вздохнул я.
— Может быть.
— Я заплачу любые деньги…
— О, этим его не соблазнишь, и все же он вылечит тебя, когда встретит. — Ванас говорил со мной почти участливо.
— Без денег?
— Да, если почувствует, что ты любишь его.
Вернулся разносчик — он не нашел шейха.
У меня все же хватило сил выйти из бара. Шатаясь, я брел по улице, на каждом углу выкликая: «Заабалави!» Уличные мальчишки презрительно поглядывали на меня, пока я не укрылся в проезжавшем мимо такси.
На следующий вечер я снова отправился в бар и просидел с Ванасом ад-Даманхури до рассвета. Но шейх не появился. Ванас сказал мне, что уезжает в деревню и не вернется в Каир, пока не продаст урожая хлопка.
Ждать мне надо, ждать, говорил я себе, надо набраться терпения. Теперь я убедился в существовании Заабалави и даже в том, что он расположен ко мне — это уже дает надежду, что при встрече он поможет мне.
Однако порой эта встреча, которой я дожидаюсь, тяготит меня. Мной овладевает отчаяние, и тогда я стараюсь забыть о шейхе, выбросить его из памяти. Ведь множество людей вовсе не знают о нем или считают его существование выдумкой! Зачем же мне так мучиться?!
Но как только старая боль подступает ко мне вновь, я вспоминаю о Заабалави и спрашиваю себя, когда же мне посчастливится встретить его. От Ванаса нет никаких известий, говорят, он за границей, но это меня не смущает. Признаюсь, я окончательно убедился, что должен найти Заабалави.
Да, я должен найти Заабалави.
Сухейр аль-Каламави
Сахаб
Перевод И. Соколовой
Поэт Хасан Абд ан-Наби, сочинитель лирических песенок, от радости был готов обнять весь мир. Еще бы! Ведь сама Сахаб, известнейшая певица, исполнит его последнюю песню. Хасану сообщил об этом по телефону его приятель Махмуд. Наконец-то его, Хасана, узнает народ, наконец-то люди поймут, какая честь им оказана: они — современники гения!
Он отчетливо представил себе, как будет петь Сахаб и как весь зал будет повторять за ней слова его песни:
О Аллах! Как прекрасны эти слова, что произносит Сахаб, а за ней и вся публика!.. Хасан размечтался и вдруг вспомнил Ихсан. Неблагодарная! Как только Хасан задумается о чем-то своем, она тут же упрекает его в невнимании, но стоит ему лишь заговорить о своей любви — она холодно отталкивает его. Подумаешь — учительница! Да кто она такая, эта учительница? Зарабатывает чуть больше него… Чем ей гордиться?.. А он, Хасан? Сам-то он кто такой? Всего лишь секретарь отдела регистрации в министерстве здравоохранения! Ну нет, с этого дня к нему больше не обратятся «Хасан эфенди» или «господин Хасан». Отныне он — великий поэт Хасан Абд ан-Наби. И как знать, быть может, Аллах надоумит певцов и певиц, и они еще бросятся к его ногам, умоляя о новых песнях…