— Он может узнать правду от кого-нибудь другого. И тогда, боюсь, он перестанет нам доверять.
— О какой правде ты говоришь? — мать пристально посмотрела в лицо брату, словно видела его впервые.
— О гибели отца.
Он произнес это с некоторым замешательством. Потом добавил с недоумением:
— Почему ты спрашиваешь?
Она ничего не ответила, занятая своими мыслями, а брат с сочувствием смотрел на нее, не решаясь нарушить молчание.
В этот момент неожиданно вернулся Рашид.
— Мама! — позвал он.
Женщина тревожно посмотрела на него. Он был как-то необычно спокоен и, казалось, не замечал своего дяди, сидевшего рядом с ней.
— Папа прислал мне письмо!
— Что ты говоришь?! Где?! — воскликнула мать, охваченная смятением.
Дядя с беспокойством глядел на обоих.
— Папа просил, чтобы я никому не показывал.
— Где письмо? — снова повторила женщина.
— Безумная!.. — прервал ее брат. Потом, желая изменить тему разговора, взял племянника за руку и сказал ему:
— Сегодняшний вечер мы проведем вместе. Пойдем в парк и покатаемся на карусели!
— Папа не велел мне ходить в парк! — ответил мальчик, вырывая руку.
— Что ж он еще тебе сказал? — спросил дядя, пытаясь овладеть положением. — Я выполню все, что велел папа.
Мальчик удовлетворенно улыбнулся, чувствуя себя победителем.
Отныне вся жизнь семьи оказалась подчиненной приказам: «Папа сказал!», «Так хочет папа!» — Рашид диктовал свои желания, преисполненный спокойной уверенности в своих правах.
В конце концов родные обратились за советом к врачу. Тот заверил их, что для беспокойства нет оснований. Разве поведение мальчика переменилось с тех пор, как он стал говорить от имени отца?
— Нет, — ответил дядя, — Рашид по-прежнему резок, возбудим и ищет уединения.
Но мать возразила:
— Он стал во всем подражать отцу. А недавно пытался починить ограду сада, лестницу.
— А почему бы вам тоже не принять участие в игре? — предложил врач и пояснил свою мысль: — Почему бы и вам не получать письма от мужа? Тогда ваши просьбы к сыну превратились бы в приказы отца!
Так возникла легенда об отце. Матери эта игра не нравилась: слишком уж разным рисовался образ отца в ее представлении и в представлении сына. «Папа» мальчика был смел, решителен, настойчив, он преследовал врагов, сражался с бандитами, говорил на языке школы и улицы, а «папа» матери был спокоен, заботлив, предусмотрителен, напоминал об уроках, советовал вовремя ложиться спать и беречь костюм. Казалось, в доме поселились два разных человека. Долго так продолжаться не могло, со дня на день следовало ожидать взрыва.
Как-то вечером, когда мать и сын остались одни, он опять включил радио. Передавали последние известия.
— Папа хочет, чтобы ты ложился спать! — произнесла мать усталым голосом.
— Нет, он не хочет, чтобы я сейчас ложился!
В это время диктор читал сообщение о стычках с противником и о понесенных потерях.
— В последнем письме он велел передать тебе, чтобы ты ложился пораньше.
— А где это письмо? — спросил мальчик, продолжая слушать радио.
— Ты мне не веришь? — воскликнула мать в отчаянии. Вопрос сына застал ее врасплох, и она крепко обняла его, чтобы скрыть свою растерянность. И вдруг услышала, как сын сказал:
— Папа написал мне, что он умер на войне.
Ее руки, обнимавшие мальчика, задрожали… Она вдруг поняла, что до этого момента все еще не верила в гибель мужа…
Следующий день Рашид, как всегда, провел в школе и вернулся только к вечеру. Дома он переоделся, взял топор и пошел в сад чинить ограду. Впервые он не сказал при этом: «Так хочет папа». Мать издали наблюдала за работой сына, почти не испытывая страха, что тот может поранить себя.
У входной двери звякнул колокольчик, но она не бросилась со всех ног открывать, как бывало раньше. Рашид опередил ее и принял из рук почтальона письмо.
— Это тебя приглашают в школу на вечер, — пояснил он. — Мы поставили новую пьесу, и я в ней играю главную роль…
Она сидела среди зрителей, а ее сын и другие маленькие артисты выступали на сцене. Они говорили между собой на языке, близком и понятном сердцам их матерей.
Махмуд Дияб
Маленькая заминка
Перевод Л. Петровой
Серый костюм, галстук бордо в черную крапинку и новые ботинки, которые он надевал всего раза два. Воротничок накрахмален, а из кармана пиджака торчат края платочка в виде трех пирамид…
Вообще-то он мало интересовался своей одеждой, но сегодня уделил внешности особое внимание. «Такова жизнь», — подумал он, приводя себя в порядок. Он побрился, выдернул белый волосок, свесившийся над правым ухом, не желая, чтобы он занимал столь «привилегированное» положение. «Виски изрядно тронуты сединой, и с ней, пожалуй, бесполезно бороться… Такова жизнь», — вздохнул он, застегивая твердый, как картон, воротничок. Галстук выбирал долго, чтобы он непременно соответствовал цвету костюма и новым, темно-красным носкам.
— Да, такова жизнь, — повторил он. Ведь раньше ему и в голову бы не пришло столь ревностно заниматься своей внешностью.
Совсем собравшись было выйти, он остановился перед зеркалом, придирчиво осматривая себя… Хорошо бы посоветоваться с кем-либо, перед тем как отправиться в путь. Особенно насчет цветового сочетания. Но с кем? Была бы дома мать, уж она бы дала дельный совет. Правда, она не очень-то разбирается в этих вопросах, но все-таки женщина… А сейчас его интересует именно мнение женщины. Да, Фикри, сегодня тебе предстоит серьезное испытание! Только вот кто будет главным судьей? Сама девушка или ее мать? Наверняка придет еще сестра или кузина, а может, соберется целая толпа родственниц и подруг, и все они будут разглядывать тебя. Готов ли ты к этому? Держи себя в руках, не нервничай, главное — веселость и обходительность. Хорошо бы вспомнить какую-нибудь занятную историю на тот случай, если в разговоре вдруг возникнет неловкая пауза… Отца и братьев невесты, должно быть, не волнует его внешность, их гораздо больше заботит его происхождение, должность и оклад. Они, конечно, уже навели все нужные оправки… А как он одет — пусть об этом судят женщины…
У дверей он замешкался, похлопал себя по груди, провел рукой по волосам и закурил сигарету. Затем вернулся, медленно обошел квартиру, словно прощаясь с ней… Конечно, женитьба — дело серьезное. И он поживет здесь еще несколько месяцев, ведь предстоит множество хлопот, связанных с женитьбой, которых требует обычай. Он сделает все, как положено… Но уже сегодня он вернется домой совсем другим человеком… И этот «круг почета» — прощание не только с квартирой, а и с прежней жизнью, наполненной размышлениями в облаках табачного дыма…
Да, вот на этом уютном балконе он просиживал долгие вечера, каждые двадцать минут машинально доставая из пачки новую сигарету, закуривая и погружаясь в созерцание дыма, который то сгущался, то плыл колечками, то медленно рассеивался. Так он проводил свой досуг. Направо — маленькая комната. Письменный стол, плетеный бамбуковый стул, старое потертое кресло и полка с книгами. Налево — комната побольше, где стоит кровать, шкаф и столик, а на столике пепельница и приемник, который работает лишь после того, как хорошенько трахнешь по нему раза два. Правда, случается, что заговорит и с первого удара. А вообще-то он редко включает радио, бывает, по неделям до него не дотрагивается… В гостиной нет мебели. Только картина «Гибель Сарданапала»: в центре ее восточный деспот, а вокруг него кони и обнаженные женщины. Потерпев поражение, Сарданапал приказал убить всех невольниц и коней, которыми так гордился, и с невозмутимым видом восседал на троне, ожидая победоносного врага… Эту картинку он вырвал из одного французского журнала, купленного за два пиастра на рынке в Эзбекийи. Собственно говоря, из-за нее-то он и приобрел этот журнал…