— Панна Икс и панна Игрек, — засмеялась та в ответ.
— Не понимаю.
— И не надо. Зашем все понимать? Увидите сами.
— Они тоже к вам?
— Ага!
— Так, значит, там будет много народу?
— О нет! Какой любопытный. Увидите. Говорила вам — сюрприз.
Дызма почувствовал досаду и насторожился. До этого он был уверен, что Конецпольская везет его в имение только потому, что она одна, без мужа: это, казалось бы, подтверждала история с ресницей. А теперь, оказывается, там будет кто-то еще…
И действительно, когда они свернули с шоссе на дорогу, окаймленную низко подстриженной живой изгородью, в конце дороги, у дома, Дызма заметил несколько автомобилей.
На террасе в плетеных креслах сидели дамы. Как только автомобиль остановился, все гурьбой сбежали с лестницы, приветствуя хозяйку дома, и с любопытством стали рассматривать Дызму. А тот, очутившись в таком многолюдном женском обществе, растерялся.
— Так вот он, сильный человек! — патетически воскликнула крашеная блондинка с подведенными глазами.
Дызма нахохлился и молча поклонился. Хозяйка извинилась перед гостями и побежала переодеваться. Дамы окружили Никодима.
— Пан Никодим, вы приверженец Западного Обряда? — деловым тоном осведомилась коренастая брюнетка.
Удивленный Дызма вопросительно глянул на нее.
— Не понимаю, что вы хотите сказать?
— Отвечайте смело, — успокоила его чахлая девица с мечтательными глазами, — здесь только посвященные.
«Дело дрянь, — подумал Дызма, — они надо мной смеются».
— Мы только не знаем, — заметила брюнетка, — принадлежите вы к белой или к черной церкви.
— Я католик, — заявил Дызма после минутного колебания.
Всеобщий смех ошарашил его еще больше. В душе он проклинал себя за то, что поддался уговорам и поехал.
— Ах, пан председатель, — воскликнула дама с крашеными волосами, — вы бесподобны! Неужели каждый сильный человек считает, что женщины неспособны на серьезный разговор о вещах высшего порядка?
— Вы скрытный человек.
— Вовсе нет, я только не понимаю, что вы имеете в виду.
— Ну хорошо, — смирилась брюнетка, — выскажите свое мнение, может ли панна Рена, — и она показала на бледную девушку, — может ли панна Рена быть хорошим проводником астральных флюидов?
Никодим посмотрел на панну Рену и пожал плечами.
— Откуда мне знать?
— Я понимаю, но все-таки?
— Если хорошо дорогу знает, то может.
Водворилось молчание. Дамы задумались.
— Вы имеете в виду эзотерическую дорогу? — спросила брюнетка.
— Да, — ответил наобум Никодим, решив тотчас по возвращения заглянуть в словарь, чтобы узнать, куда, собственно, ведет эта эзотерическая дорога.
Тем временем появился автомобиль с девушками, который они обогнали на шоссе.
Снова посыпались приветствия. Никодим выяснил, что старшую зовут Ивонной, младшую — Мариеттой, фамилия — Чарские. Обе тотчас пошли переодеваться.
— Славные девушки, — заметила крашеная дама. — Мне кажется, Мариетта была бы прекрасным медиумом. Ее утонченность в сочетании со спокойствием создают необычайно чувствительную амальгаму. Не правда ли, пан председатель?
— Конечно, почему бы нет.
— Проделайте, пожалуйста, с ней эксперимент, — продолжала крашеная дама свою атаку. — У меня такое впечатление, что ваша воля легко сломит спиральную реакцию самопознания. Императив внушения способен воздействовать даже на такие прослойки высших сил, о существовании которых до сих пор у самого субъекта или объекта — это уж как хотите — не было даже проявлений четвертой степени. Именно интуиция…
К счастью, вернулась Конецпольская, и Дызма отер со лба пот.
— Внимание, друзья мои! — воскликнула она, став в дверях. — Наш гость не любит, когда говорили на иностранных языках! Ах, ви здесь! Здравствуйте, здравствуйте.
Через минуту явился лакей и доложил, что завтрак подан.
К счастью для Дызмы, оживленная общая беседа избавила его от мучительных ответов. Он только издавал по временам неопределенное мычание. Говорили больше всего о моде, о планах на осень. И лишь деловитая брюнетка то и дело возвращалась к странным темам, которые показались сперва Дызме мистификацией. В конце концов он решил, что все это должно иметь какую-то связь с вертящимися столами.
В четыре кончили обедать. Дамы выпили много вина и коньяку, оживление почти граничило с фривольностью. На этом легкомысленном фоне Дызма по-прежнему сохранял достоинство и серьезность.
Опять перешли па террасу. Стоявшие возле дома машины исчезли — их, вероятно, убрали в гараж. Гости разбрелись по дому и парку. Хозяйка взяла Дызму под руку и, окликнув брюнетку, которую звали Стеллой, новела их и гостиную. Никодим понял, что теперь наконец выяснится цель приезда.
Действительно, Конецпольская сделала серьезное лицо и села, закинув ногу на ногу. Стелла с деловым видом закурила. Затем Ляля начала говорить, безжалостно калеча родную речь и не скупясь па иностранные выражения.
Она говорила о каком-то откровении, согласно которому необходимо устроить в Польше ложу, потому что во многих странах такие ложи есть, а здесь ее до сих пор не было. Ложа должна быть рассчитана на двенадцать женщин и одного мужчину. Женщины будут называться паломницами Троесветной Звезды, а мужчина — Великим Тринадцатым. Он будет владыкой над тремя законами: жизни, любви и смерти. В каком театре должна быть устроена эта ложа, Конецпольская так и не сказала. Затем слово взяла Стелла. Она изъяснялась так темно, что Дызма почти ничего не понял. То ему казалось, что это будет монастырь, то шайка торговцев живым товаром, потому что речь шла о «вовлечении молодых девушек путем обмана», о «спиритическом насилии», об «извечном законе рабства».
Одно только было ясно: сама графиня во всем этом деле мало что значит, тут больше Стелла.
Снова заговорила Копецпольская. Она заявила, что они решили обратиться к Никодиму с просьбой, чтоб он стал Великим Тринадцатым. Они пришли к убеждению, что он, человек непреклонной воли и глубокого ума, более всех достоин власти. Лишь он один сможет справедливо владеть в ложе законами жизни, любви и смерти — теми тремя лучами, которые составляют тайну Всеобщего Ордена Счастья.
Дызма был взбешен. Он сидел, сунув руки в карманы, насупившись. Про себя он поклялся, что не будет участвовать в этом деле. На кой черт ему это? Для того ли он занял такой пост и огребает теперь уйму денег, чтоб угодить в тюрьму? Ну нет! И когда обе дамы поднялись и Стелла замогильным голосом спросила: «Учитель, согласен ли ты взять на себя власть Великого Тринадцатого?»— Дызма сухо ответил: «Нет. Несогласен».
На лицах дам выразились печаль и изумление.
— Почему же?
— Не могу.
— Может быть, есть какие-нибудь препятствия герметического характера? — таинственно осведомилась брюнетка.
— У меня есть свои причины. Конецпольская заломила руки.
— Учитель! Скажи нам, может, это какой-нибудь глупость?
— Э-э, да что там, — махнул рукой Никодим. — Я в этих вещах не смыслю.
Брюнетку это взорвало.
Не разбираетесь? Прошу вас, учитель, не смейтесь над нами! У Ляли было откровение, что только вы можете стать Великим Тринадцатым.
У меня нет времени! — не унимался Дызма.
Учитель, это отнимет у вас так мало времени. Мистерии будут происходить только раз в месяц.
Не хочу.
Обе дамы посмотрели друг на друга в отчаянии.
Брюнетка воздела руки к небу и трагическим шепотом произнесла:
— Именем всемогущего ордена заклинаю тебя: отвори сердце для Трех Вечных Лучей!
Ляля, скрестив руки на своей высокой груди, набожно склонила головку.
Никодим струхнул. Он не был суеверным, но чем черт не шутит! А что, если существуют женщины с дурным глазом, которые могут напустить порчу на человека? Во всяком случае следует считаться с такой возможностью.
У низкорослой Стеллы были такие жуткие глаза и она так сверлила Никодима взглядом, что ему стало не по себе. Он почесал в затылке.