— Тебе хочется? — спросил он лукаво.
Нина закусила губу и, глянув на него расширенными зрачками, прошептала:
— Очень, очень, очень…
Лицо ее стало бледнеть, и Никодим уже знал, что это означает.
— Три дня мы не были вместе.
— Хорошо, — кивнул головой Никодим, а про себя подумал: «Ого, будет дело!»
Около восьми они вышли из дому. Нина сказала, что идет в оперу, Смеясь, она пояснила Никодиму, отчего она выбрала именно оперу, — сегодня дают «Африканку», и представление кончится только после полуночи.
— Хитрая у тебя Ниночка, правда? — Хо-хо!..
Подождав, пока шаги Нины не стихнут в воротах, Никодим взглянул на карманные часы. Был первый час. Он решил направиться домой.
Шагах в двадцати от банка он увидел Маньку. Она стояла, прислонясь к фонарю. Наверняка поджидала его.
Никодим насупился. Хотел было пройти мимо, прикинувшись, что не видит ее, но Манька преградила ему путь.
— Чего тебе? — буркнул Дызма.
— Никодим…
— Чего тебе?!
— Никодим… Не сердись… Я без тебя жить не могу…
— Пошла прочь! Плевал я на тебя! Не приставай, стерва. Морду набью!
Манька поглядела на него испуганными глазами.
— За что, Никодим? За что?
— Надоела ты мне хуже черта.
— Я тебя люблю, ты мне обещал…
— Плевать мне на эти обещания и на тебя плевать. Понятно?! Всякая девка цепляться будет и голову морочить! Дерьмо такое!
— Никодим!
— Пошла вон, сволочь!
И Дызма толкнул Маньку так, что она, потеряв равновесие, повалилась в грязный снег.
Манька не поднялась. Молча смотрела она, как Никодим уходит.
— Ах, так?!
Прижав к лицу окоченевшие руки, Манька принялась плакать.
— Сволочь… стерва… дерьмо…
Потом вскочила, погрозила вслед кулаком.
— Ну погоди!
Отряхнула от снега пальто, почти бегом бросилась к Маршалковской.
— Попомнишь меня, попомнишь!.. Моим не будешь, но и ей на достанешься. Попомнишь еще меня!
Жажда мести овладела всем ее существом. Она уже бежала.
Манька ни секунды не помедлила, когда стоявший у входа полицейский осведомился, чего ей здесь надо.
— Хочу сообщить про одного типа.
— Сообщить?.. Ладно, иди к дежурному. Вон та дверь.
Очутившись в разделенной надвое балюстрадой просторной комнате, Манька устремилась к сидевшему за столом чиновнику.
— В чем дело? — спросил тот, не переставая писать и не подняв даже глаз на Маньку.
Манька обвела комнату взглядом. Они были одни.
— Хочу сообщить про одного типа.
— Ну? — флегматично буркнул дежурный.
— Он еще в мае пристукнул одного еврея. Загреб много монеты. Сам хвастался, показывал. Теперь хочет забраться в банк на Вспульной.
Полицейский отложил перо, поднял на Маньку глаза.
Банк?.. Кто такой?
Дызма. Никодим Дызма.
— А ты откуда знаешь об этом?
— Знаю.
— Как тебя зовут?
— Манька Бартик.
— Адрес?
— Луцкая, тридцать шесть.
— Чем занимаешься?
— Девушка, — ответила Манька, помедлив.
— Почему на него доносишь?
— Это мое дело.
Полицейский записал ее фамилию и адрес.
— Говоришь, готовится ограбить банк на Вспульной?
— Да.
Полицейский снял трубку, назвал номер.
— Ты знаешь, что такими вещами не шутят? Если соврала, тебя арестуют.
— Знаю.
Полицейский внимательно посмотрел на Маньку. Та была спокойна. Губы упрямо сжаты, и он решил, что девушка не врет.
— Где он теперь, твой Дызма?
— В банке.
— Что?!
Я сама видела, как он входил туда. Дворник его впустил.
— Пан комиссар дома?.. Пожалуйста, разбудите. Важное дело. У телефона дежурный Каспарский.
Вскоре трубку взял комиссар. Полицейский сообщил ему о доносе.
— Задержать ее, — велел комиссар. — Сейчас приеду и допрошу сам.
Дежурный повесил трубку, Маньке указал скамейку у стены:
— Обожди.
— Хорошо.
Манька села. Попомнит он ее, попомнит!
Никодим меж тем читал в постели газету. Раздался телефонный звонок.
Никодим выругался, решил не вставать. Телефон, однако, не унимался.
— Что за черт?!
Но надевая туфель, Дызма вскочил с кровати, прошел в кабинет, в темноте наткнулся на стул.
— Алло!
Могу я говорить с паном председателем Дызмой?
— Я у телефона. Кто это?..
— Комиссар Яскульский. Мое почтение пану председателю.
— Здравствуйте, в чем дело?
— Извините, пан председатель, что беспокою вас так поздно. Есть важное дело.
— Слушаю вас…
— В комиссариат обратилась проститутка по фамилии Бартик. Она утверждает, что вы готовите подкоп под хлебный банк.
— Что?..
Комиссар рассмеялся.
— На сумасшедшую непохожа, упорно повторяет одно и то же. Вы ее не знаете?
— Дьявол ее знает…
— Понятно… Я велел ее задержать. Думал сначала — пьяна, оказывается — нет. Она не знала, что вы — председатель. Я сказал об этом, но она показаний обратно не взяла. Зла, наверно, на вас за что-то… Вы действительно проживали когда-то на Луцкой улице?
— Боже упаси! Никогда не проживал.
— Так я и думал, — подхватил комиссар. — Вы изволите смеяться, но она утверждает, что в мае вы убили и ограбили какого-то еврея. Назвала даже гостиницу, где вы ей показали награбленные деньги.
— Чертовщина какая-то!
— Вот именно, пан председатель. Не знаю, что с ней делать.
— Выгнать в три шеи.
— Она настаивает на своих показаниях, требует, чтобы их занесли в протокол. Если формально смотреть надело, я должен удовлетворить ее просьбу.
— Зачем? — поспешно возразил Дызма. — Не надо никакого протокола.
— Понимаю, пан председатель. Можно составить протокол, а потом привлечь к ответственности за дачу ложных показаний.
— Стоит ли?
— Посидит месяца три.
— Не стоит. Скажите ей — пусть идет на все четыре стороны.
— Не согласится. Упрямая, бестия!
— Все зависит от того, как будете советовать. — Не понимаю, пан председатель.
— У вас, в полиции, есть свои методы…
— Ага! — отозвался комиссар. — Все будет улажено, пан председатель. Мое нижайшее! Еще раз прошу прощения за беспокойство.
— Пустяки! Очень благодарен. При случае вспомню о вас, комиссар.
Комиссар рассыпался в благодарностях. Повесив трубку, нажал кнопку звонка. В дверях показался полицейский.
— Давай ее сюда!
— Ну, вот видишь, твои показания — брехня. Посадим в тюрьму.
Комиссар ждал ответа, но девушка молчала.
— Мне тебя жаль. Ты молода и глупа. Еще раз добром советую: откажись от показаний.
— Не откажусь, — с вызовом ответила Манька. — Пусть тюрьма.
Комиссар вскочил со стула и закричал, стуча кулаком по столу:
— Ах, тварь! Откажешься! Раз говорю — откажешься, значит, откажешься.
В бешенстве принялся он ходить взад и вперед по комнате. Наконец остановился перед Манькой.
— Ну? Отказываешься?
— Нет, — ответила Манька, закусив губу.
— Валясек, — позвал комиссар, — отвести в заднюю комнату и втолковать, что ложные доносы на важных чиновников приносят одни неприятности…
— Слушаюсь, пан комиссар.
Он взял девушку под локоть и вывел в коридор.
Она брела долго, очень долго. Солнце уже взошло, все люднее становились улицы. Манька шаталась, спотыкалась. Прохожие оглядывались. Какая-то пожилая дама бросила с презрением:
— Тьфу, бесстыжая, пьяная тварь!
Манька ничего не ответила.
ГЛАВА 18
Строгость и элегантность, хороший вкус и изящество — все эти качества сочетались в богато обставленном кабинете адвоката, отражая, казалось, как в зеркале, черты его владельца, седеющего господина с квадратной стриженой бородкой, светила бракоразводных процессов, члена городского муниципального совета, камергера его святейшества.
За письменным столом напротив хозяина сидел Никодим и внимательно ловил каждое его слово. А тот все говорил, говорил, спокойно, неторопливо, и речь его была похожа на реку, которая плавно струится по своему руслу.
Над головой адвоката в широкой золоченой раме висел большой портрет папы римского.