— Ты уверяешь, что это хорошие стихи? — спросил мой коллега.
— Никакого сомнения. Послушай.
Я прочитал стихотворение вслух.
Мой приятель глубоко задумался. Меня это, признаюсь, тронуло. В самом деле, если лирическое стихотворение может повлиять на настроение человека, облагородить его чувства, то это в миллионный раз подтверждает, что лирики в нашей жизни достойны занимать равное положение, как и физики. И вессалам!
Только я хотел сказать моему товарищу: «Вот видишь…»
Нет, я не успел даже рта раскрыть, как услышал:
— Какой гонорар дадут этому парню?
Я даже вздрогнул. Вот тебе и влияние лирики.
Я назвал примерную сумму.
— Что? За эти двадцать строк его статьи столько денег? — выкрикнул мой коллега, словно я ему сообщил, что этого парня завтра назначат ответственным редактором.
— Это же не статья, а стихи! — тоже выкрикнул я. Меня уже взяла злость.
— Ну и что! За это такой гонорар? Ах! Бедная моя голова, которой я не даю покоя. Все бегаю, ищу, добываю материал, нахожу всякие недостатки, пишу целую статью в сотни строк, причем не знаю, будет ли она напечатана. А если и напечатают, то уплатят всего несколько рублей. А этот паренек, сидя дома, без проверки фактов, написал каких-то двадцать строк, и ему положен такой гонорар. И строчки у него неполные, всего несколько слов. Просто обидно!
Я перебил его:
— Не говори так… Ты просто не умеешь ценить поэзию. Статья — это одно, а стихотворение — совсем другое.
— Что значит другое? Разве стихи не пишутся такими же словами и буквами, что и статьи? Или у поэтов другой язык?
— Стихотворение имеет свои законы.
— Да брось ты… А статья разве не пишется по особым правилам?
— Во всяком случае, в стихотворении играют роль слог, рифма, размер. — Я вкратце рассказал своему другу сущность стихосложения, надеясь, что он поймет, как трудно писать хорошие стихи и что не всякому это под силу.
Он не поверил мне.
— И это все, — сказал он… — Подумаешь, рифмы, размеры. Что за важность! Это же не математика или биология, допустим. Что за трудность сосчитать слоги в слове или в строчке и подобрать рифму. Подлец я буду, если не стану поэтом. Прощай статьи, здравствуйте стихи, — заключил мой приятель.
С этого дня он стал читать стихи. Отдел, в котором я работал, посещали поэты, ашуги, критики и артисты. Мой коллега со всеми говорил о стихах. Кроме того, он раздобыл какие-то учебные пособия и начал «работать над собой».
Теперь он учил стихи на память и постоянно декламировал их: на работе, в столовой, на улице.
Вскоре у него появилась толстая тетрадь с алфавитом, с которой он не разлучался. В нее он вносил услышанные слова, которые пригодились бы для рифмы. Например: «гюль» — «бюль-бюль», «том» — «атом».
Однажды приятель мой предложил мне:
— Скажи слово, и я тут же подберу рифму.
— Отстань, — не соглашался я.
Но он не унимался. Я не выдержал натиска и, чтобы отвязаться, произнес:
— Агыз.
Мой друг быстро перелистал тетрадь, нашел нужную страницу и стал выстреливать:
— Кагыз, Ялгыз Махмыз, Балдыз, Арсыз, Шарсыз…
Комнату наполнили звуки «ыз», как будто по ней носились встревоженные мухи и неугомонные комары.
— Хорошо. Я убедился, ты достиг многого, теперь поэзия в твоих руках. Но… довольно, — сказал я.
— Нет, ты послушай: папрыз, гарсыз, тарсыз.
— Прекрати, ради бога, ты уже достаточно нажужжал, — взмолился я и закрыл уши. Однако я видел, как шевелятся его губы, он явно продолжал перечислять слова, которые рифмуются со словом «агыз».
Так длилось некоторое время. Я уже не был в состоянии лицезреть его тетрадь с алфавитом.
Затем наступил более мучительный этап: будущий поэт наловчился подбирать рифмы, не заглядывая в тетрадь. Достаточно было кому-либо в присутствии «поэта» обронить звонкое слово, как он мгновенно рифмовал его. Многих стала забавлять подобная страсть моего коллеги. Нашлись любители, которые ради своего удовольствия звонили ему по телефону и просили подобрать рифму для того или иного слова.
Или к нам в комнату входил сотрудник другого отдела и, остановившись у стола моего друга, как бы нечаянно произносил: