— Так этого партия и от меня даже не потребует. Конечно, он не пойдет. Конечно, и я даже не пойду.. Но мы достаточно знающие и революционно воспитанные люди, чтобы самим знать, где мы принесем наибольшую пользу...
— Вот что! — вспыхнул Матвей...— Это странное деление людей на знающих и не знающих, где они принесут пользу. Но тем хуже и для вас и для нас. Потому что я понимаю обязанности наши перед организацией так: скажет организация мне, или Стояну, или Сократу, Греку, Неустрашимому, — Матвей перечислял псевдонимы наиболее видных рабочих — иди, разбросай прокламации, — пойдем разбросаем, а на другой день скажут, — иди, ори на весь город «долой самодержавие», пойдем и будем орать, пока в участке зубы нам не раздробят. Если же не согласится кто-нибудь из нас подчиняться распоряжениям организации, то такому в организации делать нечего. Он либерал или самозванный социал-демократ. И тут я с вами не соглашусь, хоть вы сколько хотите называйте меня раскольником. Иначе всякий буржуй, раскошеливающийся на подачки организации, будет членом партии.. Извините, товарищи хорошие, мы этого не хотим.
И Матвей, нервно сунув руку в карман, достал и закурил папиросу.
— Так... Ну, а еще каковы ваши претензии к комитету?
— Я говорил относительно колебания и нерешительности. Стачка, и то как она проходила, самое наглядное доказательство моему заявлению. Уже то колебание, которое было проявлено по отношению к Тихорецкой, достаточно говорит за себя. Нужно было в первые же дни побудить Тихорецкую присоединиться, да пожалуй и в Новороссийске следовало это сделать... А комитет их использовать и не подумал. Между тем, если бы в трех или даже только двух пунктах забастовка вспыхнула сразу — правление дороги заговорило бы совершенно иначе. Но и в самом Ростове... В распоряжении комитета чуть ли не десяток агитаторов... Ивана Ивановича можно было использовать, Щербинин ходил ротозейничал, не зная, где ему приложить силу, а забастовка срывается вдруг потому, что рабочие сошлись в мастерской и нет оратора... Беспардонщина какая-то...
Локкерман молча слушал. С некоторыми упреками он не мог не согласиться. Большинство из них можно было бы оспаривать, но молодой рабочий был, очевидно, настроен таким образом, что делать какие бы то не было возражения было совершенно бесцельно. Во всем тоне разговоров Матвея он заметил неприязненное отношение и к себе лично. Между тем, поводов для такой личной неприязни Матвей не мог иметь. Не есть ли это вражда к нему, как представителю мелкобуржуазной интеллигенции? Локкерман попробовал сделать замечание.
— Вы напрасно сваливаете всю вину на интеллигентов...
Матвей изумленно посмотрел на продрогшего и согнувшегося под дождем Локкермана.
— При чем тут интеллигенты? Я считал, что комитет состоит больше из рабочих, чем из интеллигентов. Я говорю об организации, о комитете...
Локкерман внутренне усмехнулся... Комитет, как его представлял себе Матвей, был фикцией. В настоящее время он воплощался в единственном лице самого Локкермана, если не считать Ивана Ивановича, ничего, впрочем, и не знавшего о большинстве организационных начинаний. Это и был весь комитет. Локкерман ожидал, правда, возвращения уехавшего на неделю европейски представительного Гусева, двух товарищей из Петербурга и одного из Берлина, но пока их не было. Тем неприятнее ему было бы, если бы приехавшие застали организацию в состоянии развала и успеха раскольников.
— Какие же меры вы предлагаете для устранения дефектов организации? — спросил он, наконец, намереваясь кончить разговор.
— Я предлагаю: распространение новой литературы производить представителям от кружков. Назначение работы агитаторам и пропагандистам оставить за общим собранием организаторов кружков.. Общие выступления, в роде стачек, демонстраций и прочее решаются также организаторами кружков.
— А что же комитет будет делать?
— Комитету еще хватит работы по общему руководству организации. Связь с другими местами и сношения с организациями. Работа среди интеллигенции.
— Нет, из этого ничего не выйдет. Вы предлагаете демократизм, выпуская из виду, что тогда ни о какой конспирации нельзя говорить серьезно...
— Это не демократизм... организаторы кружков назначаются по общим решениям собрания организаторов... А им-то верить можно...
— Хорошо! Я доведу до сведения комитета ваши заявления. Мы их поставим на обсуждение организаторов кружков. Вы увидите, что вас никто ни поддержит.
— Увижу. Из-за этого вы меня только и вызывали?