— Приду, — сказал он, когда Семен сообщил, что нужно собраться на переезд.
Как только прогудел гудок, все мастеровые, связанные с Матвеем узами дружбы, один за другим стали собираться к переезду.
Здесь уже ждал их, уставший от волнения и тревоги, измученный Сигизмунд.
— Ну, что будем делать? — спросил Айзман, оглядывая товарищей.
По сторонам железнодорожного переезда находились лавки, каретные мастерские, пекарня, дешевая народная баня, казенная винная лавка. Место было людное, повсюду сновало взад и вперед простолюдье.
Под забором вблизи делили что-то между собой два босяка... Несколько в стороне от переезда был расположен двор с известко-обжигательными печами заброшенного окраинного завода, а за ним — обрывистый пустырь, на вершине которого начиналась степь с Камышевахинской исторической балкой с одной стороны и дорогой в тылу Гниловской - с другой.
— Перейдемте туда! — указал Сигизмунд на двор завода.— Там никто нас не увидит.
Все перешли за досчатый полуразрушенный забор завода.
— Ну, что же мы будем делать? — снова нетерпеливо спросил Айзман.
— Я думаю, что надо итти скорей К Матвею на квартиру и взять литературу,— сказал Сабинин.
— А куда ты ее денешь? Понесешь на себе через станицу?
— Ну, а что же больше делать?
— Я думаю, надо сказать все Матвеевой матери, и она посоветует, куда спрятать или как унесть корзину, — предложил Качемов.
— Там мешок.
— Ну, мешок через плечо — и готово!
— А пока мы будем возиться, нагрянут жандармы и всех нас поздравят с нечаянной радостью, — усомнился в проекте Семен.
— Ну, так что же делать больше? — возмутился Сабинин. — Ждать, пока уже поздно будет?
Сигизмунд вдруг прервал пререкания и указал на переезд.
В сумерках начавшегося вечера по ту сторону переезда вырисовывалось с десяток слезавших с извозчичьих пролеток жандармов.
Совещавшиеся мастеровые обомлели.
Не спуская глаз с своих заклятых врагов, они проследили затем, как жандармы расчитались с извозчиками, посовещались полминуты и затем, войдя на переезд, повернули по полотну линии железной дороги к Гниловской станице.
— Идут в Гниловскую. Айда, товарищи, на гору, мы их степью опередим! Живо! — скомандовал Качемов.
Нерешительность мастеровых исчезла, как только они увидели экспедицию охранников. До Гниловской жандармам по линии нужно было пройти три версты. Более прямая дорога степью имела две версты. Кроме того, жандармы, арестовав Матвея, видимо не имели повода спешить и действовали не торопясь, мастеровых же опасность пришпорила так, что они одним духом оказались в тылу станицы.
— Нужно направить их на ложный след. Если бы какая-нибудь знакомая женщина указала им чужую квартиру! — остановился здесь Качемов.
— Сестра Матвея! — подсказал Семен Айзман.
— А ты ее знаешь? Она не струсит?
— Нет! Матвей ее распропагандировал. Я с Сабининым пойду к ней.
— Тогда иди. Пусть она выйдет навстречу жандармам. Мы пришлем к ней мать домой, а сами будем управляться с литературой и в крайнем случае хоть сожжем ее вместе с домом, а так не оставим.
— Катайте! Мы от сестры придем вам помочь.
Группа рассеялась на две партии.
Через пять минут Семен и Сабинин стучались в дверь домика, в котором квартировал тенор Чернышев.
На дворе окончательно стемнело. Станица не подавала уже почти признаков жизни, и тенор собирался ложиться спать.
Дверь открыл Чернышев, с недоумением загородивший дорогу незнакомым молодым людям.
— Сестра Матвея Юсакова здесь живет? — спросил Семен. Айзман.
— Здесь. На что она вам? — грубо спросил тенор.
Но Нюра, услышавшая вопрос, уже догадалась о том, что посещение незнакомцев вызвано чрезвычайными обстоятельствами и вышла в сени.
— Это товарищи Моти, пусти, — сказала она, узнавая Семена Айзмана.
Тенор, предусмотрительно стоявший у двери, скрылся за ней, а на крыльцо казачьего домика вышла озабоченная Нюра.
Коротко Семен рассказал ей, что произошло.
Молодая женщина не удивилась и не стала переспрашивать, что именно ей делать. Из нескольких слов ей стал понятен весь план товарищей Матвея. На секунду она задумалась о муже, но сейчас же сообразил как ей поступить.
— Ну, хорошо, товарищи, идите, а я пошлю куда-нибудь мужа в гости и выйду ждать обыска.
Семен и Сабинин, тронутые сознательностью Нюры, горячо пожали ей руку. Женщина закрыла дверь, поспешить одеться.