Председатель ответил ему короткой репликой.
Защитники не успокоились, и с поддержкой протеста поднялся харьковский присяжный поверенный Рапп.
Когда председатель и его остановил, не дав ему договорить своих соображений, поднялся и заговорил с львиной дерзостью столичный адвокат Мандельштам, а затем заволновались остальные защитники.
Это была первая схватка двух представленных на суде сил, — чинящего расправу суда, с одной стороны, и либералов, мечтающих даже здесь добиться хотя бы крупицы правосудия — с другой.
Защита выступила со всем великолепием пользовавшихся популярностью во всей России имен и сознанием героизма и спасительности для страны того дела, которое привело революционеров на скамью подсудимых.
У судей, кроме постановления их начальства и классовой ненависти к осмелившимся бунтовать рабочим, ничего не было.
Но в их распоряжении были шпалеры казачьих команд, тюрьмы, всякому их шагу было обеспечено одобрение со стороны всей самодержавной власти.
И потому страдавший гемороем, отживающий свой век генерал должен был восторжествовать победу.
После первых же его холодных реплик и угрозы вывести защитника из зала суда, если он не прекратит возражений, вспыльчивый грузин адвокат князь Андроников истерично зарыдал, упав головой на свой столик, остальные защитники растерянно смолкли.
В публике уже начались всхлипывания, в суде установилось жуткое молчание.
Началось обычное течение судебной процедуры: чтение обвинительного акта, допрос подсудимых, а затем допрос свидетелей.
* *
*
Против Матвея, кроме показаний того самого сыщика, который, опознав его на улице, арестовал, никаких других материалов, уличающих его участие в демонстрации, не было. Однако, чтобы поддержать бодрость в других товарищах, Матвей решил держаться на суде открыто и решительно. Поэтому когда председатель, задав стереотипный вопрос о виновности, остановился на нем взглядом, Матвей не колебался. Он встал и четко произнес:
— В демонстрации я участвовал, но преступлением это не считаю и считать не буду.
На мгновение он смолк и добавил:
— Считаю, что то, что здесь делается, есть расправа над нами, а не суд.
Судьи задвигались в креслах, председатель топнул ногою и закашлялся, захлебнувшись злобным окриком.
Матвей сел на скамью.
Приблизительно так же ответили Колосков, Браиловский, Столкарц и почти все остальные товарищи.
Беспомощный десятник цементного завода Куксин, чувствовавший, что он гибнет, не зная за собой никакой вины, поднялся, когда дошла очередь до него, взволнованно дернул один и другой раз нижней челюстью, ловя сухим ртом воздух, а затем сдержав кое-как в горле какой-то комок, выговорил хрипло:
— Не был нигде! Не виноват!
Потом он сел и скрипнул зубами, чтобы не расплакаться.
Николай Полтава, отвечая, стал по-военному.
— Вы служили в солдатах? — заинтересовался им председатель.
— Так точно!
— В какой части?
— В Екатеринославской артиллерийской бригаде.
— В каком чине?
— Старший фейерверкер.
— Виновным признаете себя?
Матвей, Браиловский, Колосков и сокамерники здоровяка слесаря все сразу повернулись к мастеровому.
Последний вдруг побледнел при этом вопросе и еле удержался на ногах. Но усилием воли он собрал все свое мужество и с вспыхнувшей дерзостью сказал:
— Я рабочий...
— Так что же из этого?
— Значит, я участвовал... Все рабочие идут против самодержавия.
— Садитесь!
Судьба Николая Полтавы была решена. Его защитник Карякин схватился за голову и уставился на столик в бумаги.
Началась длинная канитель допроса свидетелей, вызванных обвинением. Но и тут обнаружилась подоплека большинства тех свидетельских показаний, на которых базировался обвинительный акт. Значительного числа этих свидетелей не оказалось на лицо «по уважительным причинам». Те же, которые явились и давали свои показания, так много сразу «видели» и «слышали», что или их нужно было считать вездесущими всезнайками, или им совершенно нельзя было верить.
По поводу первого же неявившегося свидетеля-шпиона, уличавшего двух конфетчиц, их защитник Левицкий поинтересовался распросить другого сыщика, дававшего показания, почему не явился на суд его коллега такой-то.
— Он отсутствует по служебным делам! — отрапортовал. рыжеватый худой в высоких сапогах, напоминающий базарного молодца-приказчика, филер.
— Ну да... Меня и интересует, где он находится?
— В командировке на Волге!