Он стремительно раскрыл снова на улицу дверь, отбежал десятка два шагов от лавки и вдруг завопил:
— Василий Михайлович! Василий Михайлович! Караул! Караул!
И увидев выскочившего хозяина, он бросился ему на встречу:
— Барана воры потащили, что вы сидите там? Уже полчаса вам кричу!..
— Где потащили? —вскипел бакалейщик, сразу войдя в азарт собственника и намереваясь гнаться. —Сколько человек?
— Сюда, за этот угол побежали! —мотнул рукой Мотька, поворачиваясь сам бежать и увлекая хозяина. —Двое босяков каких-то. Я побежал, а один из них с камнем за мной. Я вам кричу, а вы в задней комнате.
Ярославец, ни на минуту не заподозрив злостного обмана, жертвой которого стал, и не слушая Мотьки, пересек улицу и очутился на углу, весь клокоча, как на парах.
Мотька торжествующе следил за ним, скрывая смех, чтоб не выдать себя.
Бакалейщик же, взглянув в потемки пустынного переулка, где никого не видно было, разразился бранью:
— О, чорт! Шарлатаны, арестанты, ночлежные раклы2), пудом мяса соблазнились. Все ты, растяпа! —решил он все-таки на Мотьке сорвать зло.
— Да что же я! Я не кричал разве вам? А погнался за ними, так один за мной, да каменюкою в меня.
— Каменю-юкою! Бежал бы и бежал за ними, пока не натолкнулся бы на городового. Каменюкою! Иди, лавку закрывай.
Мотьке только этого и нужно было. Он был рад своей проделке не меньше, чем радовался тогда, когда ему пришло в голову итти собирать железные отбросы, чтобы сколотить деньги на учебники. Этот случай заставил его сделать вывод, что не такие уж мудрецы взрослые деловые люди.
Никаких других следов в голове Мотьки, кроме этого критического отношения к взрослым, ставшего более или менее прочным, от этого события не осталось. Он продолжал еще месяца полтора после этого свою «учебу» в бакалейной лавке, но с каждым днем убеждался все больше и больше, что проку от учения бакалейной мудрости извлечет весьма мало. Находясь все будни безвыходно в лавке, Мотька чувствовал, что рискует кроме того растерять всех своих товарищей. Поэтому Мотька, сперва всерьез отнесшийся к своему поступлению на службу, очень скоро охладел к ней.
Однажды, в праздничный день, хозяин с хозяйкой, уйдя куда-то в гости и оставив дома гимназиста сына и пятилетнюю девочку, не пустили, по обыкновению, Мотьку домой, оставив его, на всякий случай, при детях. Мотька рассвирепел, надулся на ребятишек, вышедших играть на улицу и расположился возле ворот читать книжку Майн-Рида.
Вдруг ему показалось, что он слышит голос Сеньки Айзмана, затем раздались крики бакалейщикова гимназиста-задиры.
— Жиденок! Жиденок! Пархач! Морду разобью!
Мотька мгновенно вскочил и выглянул за ворота. Он действительно увидел у лавки своего приятеля, которого гимназист держал уже за руку, размахивая другой для нанесения удара. Мотька не долго колебался. С одной стороны бакалейщиков лоботряс, а с другой Сенька, сын славного еврея Айзмана и друг их общей приятельницы — этого было достаточно, чтоб сделать выбор. Он ринулся к сцепившимся мальчикам.
— Брось, кобель, Бориска!
Но гимназист, увлеченный ненавистью и физическим превосходством над противником, продолжал теребить Сеньку, намереваясь ударить его по спине.
Мотька вышел из себя. Подскочив к дравшимся, он схватил за загривок гимназиста и, двинув его под ногу, свалил на землю.
— Садись, Сенька! —указал он на сваленного. Он не любил гимназиста, хвастуна и буяна, неоднократно дразнившего и его, а затем обычно бегавшего с жалобами к родителям. Теперь пришло время посчитаться за все обиды.
Сенька бухнулся на ноги гимназисту, а Мотька одной рукой придавил его голову к мостовой, а кулаками другой начал дубасить лежачего противника.
— Пусти! Папе скажу! Он тебя вышвырнет. Караул Убьете меня!
— Не пищи, а то зарежем, —буркнул Мотька. Возьми еще на закуску! И огрев еще раз по уху бакалейщикова наследника, Мотька отпустил его голову.
— Бежим теперь, Сенька!
Ребята дернули.
— Идем ко мне, —сказал Сенька — я за тобой пришел.
— Ну! Играть собралися?
— Нет. Боня зовет всех к себе. Гувернантка куда-то ушла, а она хочет нам комнату и книги показать свои.
— Бежим скорее!
С этих пор о службе в лавке ярославского бакалейщика Мотьке, конечно, нечего было и думать. Вернувшись домой после счастливого визита к приятелям, Мотька, ни о чем не рассказывая, заявил матери, чтобы она ему искала другое занятие и больше ни о чем не стал говорить.
***
Мать отправилась в лавку за кое-какими вещами Мотьки и там узнав подробности бегства неугомонного сына, напала на мальчугана, едва ли не намереваясь отослать его снова торговать бакалеей.