В толще рабочего класса всей страны заволновались токи неведомой и сильной энергии. Пролетариат оказался насквозь проспринцованным лозунгами социализма и политических свобод. Комитеты, кружки и районные ячейки подвижным и мощным костяком начали шевелить все тело рабочих масс и окраинного городского простолюдья. Угнетенные слои начали выражать свои симпатии революционному подполью так безоговорочно, что заволновались и лишились уверенности в прочности. старого порядка даже костеневшие до того в молчании классы.
Почувствовала грядущую бурю либеральная буржуазия, стали сомневаться в дальнейшей пользе порядка полицейщины даже кое-какие предусмотрительные помещичьи группы. Беспримерная бездарность царской камарильи, проигрывавшей одно за другим сражения против Японии, взвинтили самых верноподданных зубров его величества. Самодержавие зашаталось. Тогда наступило время так называемой «весны».
Еще до этого либеральная буржуазия, намереваясь в результате предстоящей революции сделаться господствующим классом, начала мобилизовать свои силы. Но в свою очередь не дремали и темные силы старорежимных групп.
Перевалов, основавший когда-то в Ростове либеральную газету, чувствуя пробуждение сил в народных массах, пустил в оборот на новое дело денежные средства и за несколько месяцев нафабриковал сотни тысяч продававшихся за гроши брошюр и книг, которые ходили по рукам, читались, готовили всю культурную часть угнетенных классов к осмысливанию общественных явлений. С другой стороны, приверженцы старого порядка стали открывать истинно-русские чайные, трактиры и хулиганские притоны.
Так было до официального признания нового курса в самодержавной политике. Но с провозглашением „весны“ и неслыханных прежде в устах царских министров слов „о доверии к обществу“, действия организованных и организующихся общественных сил стали откровенней.
Полицейско-базарные элементы лавочников, чиновников, деклассированных отбросов общества и верховодов реакции стали организовывать погромщические черные сотни.
Либеральные буржуазные круги прибегли к устройству банкетов и публичных выступлений против правительства.
Организованные рабочие, отметив выступление новых сил на арену истории и не меняя основного намерения вести самостоятельную борьбу под руководством своей уже испытанной подпольной партии, решили использовать и выступления буржуазии для собственных целей. Ни одного собрания либералов, ни одного их банкета не проходило без того, чтобы на них не являлись большей или меньшей группою представители рабочих, заявляющие о том, чего жаждет и чего будет домогаться в начавшейся борьбе пролетариат.
После одного такого банкета арестовали Семена Айзмана, выступившего с горячей речью против самодержавия.
Явившиеся к нему с обыском жандармы не нашли ничего запретного, но юношу, конечно, тем не менее увели. Семья Айзмана пережила первое испытание.
Старый Айзман — отец Семена был поражен этим арестом, но догадавшись уже давно, что сын занимается подпольной деятельностью и не удерживая его от этого, он не счел себя вправе и сейчас упрекать и осуждать его, а только горе сделало его еще добрее к жене и дочерям.
Клара отнеслась к аресту брата с наружным спокойствием. Она теперь была в таком положении, что сама могла ждать прихода жандармов для ее ареста.
Что касается до Сабининых, Качемова, „Архангела“ и десятков других активных рабочих, то им теперь буквально не терпелось. Один из популярнейших вождей партии, статьи, советы и указания которого питали уже давно деятельность подполья всей страны, в популярной нелегальной газете сделал знаменательное заявление: „Наступило время, — писал он, — когда социал-демократ пропагандист, организатор, распространитель прокламаций и районщик, устраивающий массовки, должны научиться не хуже народовольцев владеть револьвером, кинжалом и уметь организовывать дружины для сопротивления против войска“.
Рабочие кружки поэтому стали разговаривать о создании более боевой формы организации, чем та, которая складывалась для ведения пропаганды.
Но комитет в Ростове медлил делать это. В нем определяли целиком тактику партии каллистраты Милон Гурвич, Черный Утопленник, Емельян и их единомышленники не особенно много ждавшие от организованной подготовки вооруженной борьбы.
В партии уже больше года назад как началась борьба между последовательной ее революционной частью — большевиками и колеблющимися и склонными к соглашательству с буржуазией, меньшевиками.