— Идем, Александр!
Браиловский подошел к Матвею.
— Пеше?
— Да.
— Идем!
Молодые люди зашагали.
Раза два Матвей оглянулся и увидел, что лошади далеко плетутся сзади. Скоро они скрылись из виду, в то время, как Борзя делалась все ближе.
Через два часа Матвей и Браиловский были в Борзе. Матвей решил направиться в дом начальника станции, где жили братья-практиканты. Волосатикова дома не было, но Матвей заставил дворника разыскать его. Когда путеец явился, удивленный тем, что Матвей приехал без Димитрия он сейчас же догадался, что нужно встретить на дороге оставшихся. Путеец ушел, предложив гостям обождать чаю. Но как только Матвей и Браиловский сели за стол, путеец явно встревоженный возвратился. Он сообщил то, чего беглецам следовало ожидать уже давно: вслед за прибытием Димитрия и Езиоровского, который устроился на квартире у одного товарища, приехал помощник начальника акатуевской тюрьмы с десятком надзирателей и немедленно занял станцию, чтобы при содействии жандармов осматривать проходящие пассажирские поезда и тормоза товарных. Они по дороге поймали брошенную лошадь, установив таким образом, что беглецы поехали на Борзю и уже знали, что лошадь железнодорожная. Сообщил путеец и причины, почему эта энергичная погоня все-таки так поздно явилась. Оказалось, что помощник начальника, старый чинуша-солдафон, решил беглецов искать прежде всего на станции Манчжурия, где было много притонов легкого свойства, в которых, по глубокомысленному заключению тюремщика, должны были скрыться на первое время бежавшие политики. Побывав там и убедившись, что там беглыми и не пахнет, он направился в Борзю, куда независимо от него позже направился старший надзиратель с парой подручных. Все они теперь съехались здесь, привезя и трофей - брошенную лошадь.
Матвей и Браиловский от души похохотали бы по поводу злоключений тюремного чинуши, если бы у них не была забота о том, что делать дальше.
Прежде всего путеец, как только стемнело, повел их на другую квартиру, где находился и Езиоровский. Здесь товарищи устроили совет, к которому был привлечен и начальник станции, лично не присутствовавший, но осведомленный о происшедшем братьями-практикантами. При участии столь влиятельного сторонника революционеров было решено, что беглецы в потемках сядут в вагон с солдатами в одном из эшелонов, двигающихся к Харбину и Владивостоку. Отсюда они проедут по направлению к Манчжурии до промежуточной станции Харанор. Там же их устроят так: в Хараноре стоит теплушка с буровыми инструментами, распоряжается ею мастер, надежный организованный товарищ. Он замкнет Матвея, Браиловского и Езиоровского в эту теплушку, выпишет наряд на ее отправку до Читы и под замком провезет в поезде вагон мимо самого опасного для беглецов пункта — Борзи, под видом запертого бурового инструмента. После того, как Борзю поезд минует, мастер откроет дверь в вагоне и беглецы дальше поедут в качестве рабочих-бурильщиков, для чего всем трем путникам начальник даст проездные бесплатные билеты железнодорожников.
Так это и было сделано. Помощник машиниста, на квартире которого остановились беглецы, сбегал к первому эшелону, отправлявшемуся на Харбин и договорился там с солдатами о том, чтобы те провезли трех срочно командированных мастеровых до следующей станции. Солдаты охотно согласились. В потемках беглецы пробрались к эшелону, миновав вокзал. Влезли в вагон. Солдаты, пустив пассажиров, велели им спрятаться за узлами на нарах для того, чтобы кто-нибудь из их начальства не придрался за провоз вольной публики. Довольные такой удачей трое товарищей сбились на полках нар и стали слушать продолжавшийся между солдатами разговор. После первых же фраз Матвей увидел, как удивленно вытянулось лицо Браиловского, когда он услышал, что солдаты говорят о предстоящем стихийном бунте в их части против командного состава.
Матвей уже говорил Браиловскому о том, как в связи с неудачами самодержавия на русско-японском фронте, в самых широких массах растет революционное возмущение. Из газет он знал также, что революция близится. Но все, что передавалось со вторых рук, было как-то отвлеченно,— тут же, за два года впервые взглянувший на уголок жизни, освобожденный революционер сразу почувствовал все значение назревающих в эти дни событий.
— Мы говорим ему, — рассказывал про какого-то командира солдат, — ты нас не пугай, мы пуганные, а он кричит: «я расформирую полк, я вам всем скомандую налево кругом в Сибирь». Мы ему тогда режем: — ты освободи наших товарищей, — а он: «я вас в батальоне заморю и в тюрьме сгною». Мы ему: —сам сгниешь, если так будешь людей дергать...— Позеленел весь... Ну, на этот раз кончили тем, что решили послушаться, а на фронте мы, или кто другой, ему вспомним батальон...