— Нет! — говорил он сам себе и почему-то чувствовал, что подполковник останется в дураках.
К Матвею вышла взволнованная Боня, которая услышала в своем отделении о происшедшем инциденте. Она увидела, что Матвей сидит под надзором.
— Мотя, что тут у тебя вышло, ради бога, скажи?
— Ничего, Боня! Привязался один черносотенный офицеришка, у которого революционеры растравили печенку, так что у него желчь в мозги ударилась. Объявил, что арестует меня. Иди и смотри, чтобы вещи наши были целы. Напрасно суетится. Сам рискует, наоборот... Посмотрим!..
— Мотя, если тебя арестуют, то и я пойду с тобой, потому что без тебя здесь они будут позволять такие гнусности, от которых и в тюрьме рада будешь спрятаться.
— Не арестуют, Боня. Иди и спокойно жди меня.
Боня, полуспокоенная заверениями Матвея, пошла к вещам.
Офицерам, между тем, стало казаться диким все происшествие и их собственная роль в неприятном деле. Один из сидевших в глубине скамей поручиков начал делать рукой знаки Матвею, чтобы тот уходил. Надзиравшие за ним офицеры делали вид, что они этих знаков не замечают.
Матвея возмутила боязнь офицеров поступать открыто.
Он взглянул на поручика, делавшего ему знаки, давая понять, что он может скрыться за дверь,
— Господин поручик! Я не мазурик, чтобы прятаться там, где я имею право требовать ответа за скандал и буйство. Если эта комедия вам противна, то ваши товарищи должны прямо сказать, что они считают ниже своего достоинства играть роль пешек...
Матвей указал кивком головы на тех, которым подполковник поручил его задержать.
— Тогда я пойду...
Молодой, очевидно только-что снявший юнкерскую форму пехотинец переглянулся с товарищем и, обернувшись к Матвею, сказал:
— Идите, молодой человек, мы за вас отвечаем.
Матвей удовлетворенно кивнул головой.
— Если я кому-нибудь буду нужен, то я к вашим услугам в соседнем отделении. Скрываться не намереваюсь. Наоборот, я все-таки еще надеюсь узнать, как же фамилия командующего по вагонам подполковника.
Затем он вышел и присоединился к Боне. Жандармов, очевидно, найти для ареста теперь было не так легко. Ближайшие сутки подполковник в вагон больше не показывался, а затем в Уфе, после пересадки, Матвей и Боня оказались в совершенно отдельном двухместном купе, в котором и доехали благополучно до Ростова.
Поздно вечером они сошли на перрон вокзала.
Молодые люди за время знакомства и трехнедельного совместного путешествия так беззаветно сдружились, что странно было теперь расставаться.
— Ну, значит, ты, Боня, к Браиловский? — спросил Матвей глядевшую на него с братским расположением девушку.
— Да. Хотя я у них пробуду лишь несколько дней, пока найду себе комнату в Нахичевани.
— А что ты будешь, вообще, делать в Ростове?
Боня улыбнулась.
— Организую первый рабочий клуб. Я врожденная артистка, чтица и мастерица по устройству общественных игр и развлечений... Заведу со здешними «каллистратами» знакомство. Буду разводить перед ними читинский большевизм.
— Ну, клуб тут не поможет.
— А что же?
— Логика событий. Когда-нибудь жизнь научит их так, что они только заахают.
— Нет, серьезно, Мотя, я думаю, что в кружках я какую-нибудь пользу смогу принесть. Хоть так, хоть иначе, а кроме, как в революцию, мне теперь итти некуда и делать нечего.
— Существовать-то у тебя есть на что?
— О, это есть! Я телеграфировала отцу в Баргузин и деньги меня вероятно здесь уже ждут.
— Ну, хорошо... Адрес моей сестры на Темернике гы знаешь. Значит, до свидания!
Они стояли возле извозчика. Носильщик складывал вещи Бони на фаэтон.
— Поцелуемся.
Матвей помог девушке сесть. Его извозчик также уже ждал седока.
Через четверть часа Матвей был дома и беседовал с ахавшей матерью и с задушевно улыбавшейся Нюрой. Трое квартирантов, столовников Максимовны и Нюры, которых держали теперь одинокие женщины после того, как Максимовна бросила в Гниловской свое красильное заведение, сочувственно участвовали в этой встрече возвратив-
шегося из Сибири товарища и рассказывали ему наперерыв о том, что происходит в мастерских и как прошел в городе октябрь. Сразу же Матвей узнал обо всем, что произошло в городе и организации за время его отсутствия. Больше всего поразило его сообщение об убийстве Клары Айзман.
— А что же теперь, — спросил он товарищей, — черносотенцев разогнали?
— Какое там! Они только переменили помещение, они штаб перенесли из ротонды в квартиру Макеева. Постоянно совещаются там с начальником охранки Карповым.