— Хорошо.
— Вот... Теперь остается решить, что мы будем делать, — обратился Матвей к товарищам. — Очевидно, нам сейчас надо предупредить всех десятников, чтобы, как только стемнеет, они собирались на сборный пункт. Место сбора у штаба школы, там у нас много пороха, револьверных патронов и бомбы. Все это дружинники фунта по два по три разложат в карманы и должны унести с собой. Итти нужно будет держась направления к Гниловской, там с Луговой улицы выйти на Дон, по льду перейти на ту сторону реки, берегом подойти к Нахичевани и здесь прямо против завода, опять перейдя реку, войти во двор завода. На случай столкновения держать оружие наготове. Итти отряд за отрядом с небольшими интервалами. Для того, чтобы какой-нибудь десяток не забрел в Гниловскую, желательно, чтобы каждый десятник из своего десятка выделил в качестве проводников нахичеванских товарищей, если такие есть в десятке. Вот и все... Это возражений не встретит?
— Нет!
— Нет.
— Ну, значит, разыскивайте десятников и предупреждайте, чтобы вечером без. паники и задержек собирались Я пойду провожу немного свою знакомую.
Все вышли. Стрельба на улицах продолжалась. Матвей удивлялся, как Боня одна могла благополучно дойти до его квартиры, стараясь укрываться за всяческими прикрытиями, Проводил девушку к выходу из Темерника с ближайшей к Дону стороны. Здесь, действительно, стрельбы почти не было, и Матвей тогда понял почему. Это было то место, откуда, по рассказам Бекаса, он выбил засаду. Бекас только поскромничал, или недооценил того, что ой сделал, ибо это было не мелкое изгнание засады, а нечто в роде настоящего прорыва фронта, давшего возможность войти в Темерник Боне.
Убедившись, что дальнейший путь возле переезда и известковых заводов уже не представляет опасности, Матвей подал девушке руку.
— Мотя, ты когда сегодня освободишься от своих обязанностей, приходи ночевать ко мне. Ты, очевидно, почти падаешь с ног, а я тебе дам отдохнуть у себя. Я живу в трех минутах ходьбы от „Аксая“.
Да, Матвей почти не спал всю неделю. Он решил, возвратившись домой, в первую очередь одеть чистое белье и согласился на предложение.
— Хорошо, Боня. Спасибо, родная, что ты так заботишься обо мне. Все-таки ты сделала сегодня большое дело, про которое и тебе самой не следует забывать...
Боня махнула рукой.
— Значит до вечера... Буду ждать. Дай лоб, Мотя!
Боня все свои чувства выражала поцелуем.
* * *
Стемнело. Вместе с наступлением сумерек прекратилась стрельба. Дружина выстроилась возле белого одноэтажного дома, где был в течение недели штаб повстанцев.
В полной тишине дружинники очередными небольшими партиями входили в дом, нагружали карманы порохом, конфискованным в начале борьбы из одного вагона, запасались и револьверными патронами и снова становились в шеренгу,
Матвей, Бекас и Кубанец наблюдали за тем, как постепенно очищалась большая передняя комната школы.
Когда все было собрано, Матвей и Бекас одному из десятников нахичеванцев поручили вести первый десяток. За ним двинулся другой, третий и остальные.
К начальникам подошел масленщик Журавлев, окарауливавший в этот вечер арестованных.
— Дядя Матвей, что делать с арестованными? — указал он на тыловые отделения школы. Там находились пленный казак, городовой и присланный охранкой для сыска старенький чинуша консистории, раскрытый дружинниками.— Разрешите послать их к Адаму и Еве на свидание...
Матвей вопросительно посмотрел на Бекаса.
— Зачем? Закройте их и пускай сидят.
Бекас махнул рукой.
— Как хотите, а то тремя провокаторами стало бы меньше...
Тронулся, наконец, и последний десяток. Матвей, Бекас и Журавлев последовали за ним. В десяток влилась покидавшая семью и Темерник Клава. На улице к ним вышли из-под ворот одного дома двое пожилых рабочих.
— Товарищи, значит, уходите? — спросили они тихо.
— Да.
— А как же мы теперь... Завтра что здесь будет на Темернике?
— Вывесите белые флаги... Увидят, что дружинников нет, побесятся и перестанут, — сказал Бекас.
— Все равно, товарищи, у нас стрелять больше нечем: нет патронов, — добавил Матвей. — Прощайте товарищи!
— Прощайте!
* *