Мотька, Поднявшись на верх и присев к Сенькиному стулу, пока семья обедала, слушал то, что рассказывал Айзман жене о попытке произвести погром.
Депутация евреев ходила и накануне и сегодня просить полицмейстера, чтобы он принял меры против ожидавшегося погрома. Тот сообщил о том, что ему известен план громил и заверил депутацию, что погрома он, пока служит в городе, никоим образом не допустит. Свое обещание он добросовестно выполнил. Немедленно же после того, как группа громил, затеяв ссору с каким-то евреем на базаре, избила его и перешла к нападению на лавки, явившийся наряд полиции открыл стрельбу в воздух, несколько человек было арестовано и погром тут же прекратился.
Все обошлось, таким образом, благополучно. Семья Айзмана повеселела и детишки начали шалить. Старик Айзман шутливо рассказал о том, как он встретил Мотьку и Семена у ворот за военными приготовлениями. Девочки рассмеялись. Айзман похвалил мальчиков за бесстрашие. Мотька сконфузился, попрощался с друзьями, схватил шапку и побежал на Московскую.
Магазин уже был открыт. Закс стоял у порога.
— Где ты был? — испытующе спросил он; у него мелькнуло подозрение.
— У Айзмана, на Пушкинской.
— У старика Айзмана, на Пушкинской, —-удивленно обернулся хозяин. —Зачем ты туда ходил?
— Сказать, чтобы приготовились к погрому. Я знаю его сына Сеньку и сестер. Хотел, чтобы они спрятались...
— А! — Лицо хозяина просветлело. —Ты, Матвей, хороший мальчик, — сказал он коротко, и, закурив папиросу, стал ходить по магазину.
Мотька в уме зачел себе в доход похвалу хозяина, но, ничем не выдав этого, взялся за уборку стоек.
Возвратился и «Баронет». Приказчик, очевидно, был разочарован неудачей погрома.
На другой день во время чаепития «Баронет» с увлечением рассказывал Мотьке о том, как во время прошлого погрома любители наживы растаскивали ценности из магазинов и домов.
Удивительный человек был этот Андрей Лондырев.
При расходовании денег он был до неприличия скупым на пищу, парикмахерскую, на расчеты с прачками и во всех других мелочах и в то же время он не жалел денег на карточную игру, на женщин и франтовство.
Трусом он был отменным — после каждой авантюрной ночи он боязливо целыми днями ощупывал себе нос, и разглядывал в зеркало полость рта, не выступила ли там сифилитическая сыпь. Мало этого, он сплошь и рядом брал с собой в уборную увеличительное стекло для того, чтобы и там производить самообследование. Однако, это не мешало ему вызывающе задевать каждую проходящую мимо магазина девицу или даму, вступать с ними в разговор, и тут же назначать свидания. И так как он очень был красив, то женщины сплошь и рядом отвечали ему и, иногда после церемонных — иногда без церемонных разговоров, шли туда, куда он их приглашал.
Мотька думал, что если бы приказчику удалось каким-нибудь путем внезапно разбогатеть, о чем тот днем и ночью грезил, то единственно, что «Баронет» сделал бы — это на одну часть завел бы себе гарем, на другую — открыл бы игорный дом.
Но пока Лондырев мечтал лишь о том, чтобы урвать что-нибудь с погрома.
— Сволочи в управе сидят, полицмейстера этого поддерживают. Если бы все такие были, как Сапрыкин!.. —откровенничал он с Мотькой за чаем.
— Да ведь вы же с Дамочкиным знаете, что евреи в пожаре сиротского дома не виноваты. Почему вы тогда на них сваливаете все? —попробовал возразить Мотька.
— А ты думаешь, кому-нибудь интересно, действительно ли виноваты они. У ихнего кагала денег столько, что на полгорода русских хватит, вот и нужно их расчехвостить.
— А зачем вы в таком случае идете к евреям в приказчики и морочите голову покупателям, которых обдуваете, чтобы евреи богатели? Ведь наш Закс и ребенка не проведет: если к нему являются купить ботинки, он скажет цену и стоит, как утопленник, не может обойтись с покупателями, а вы только и делаете, что кто в магазин ни зайдет, со всех норовите слупить так, что покупатели даже кряхтят, когда уходят. И так делают везде приказчики. Ведь вы на пользу евреям обдуваете всех.
— А кому я нужен был бы, если бы я не делал этого?
— Можно что-нибудь другое делать.
— Да, умный ты! Мешки таскать на баржи? Для этого много дураков в ночлежки приходит из деревни. Выкуси!
И «Баронет», с презрением прервав разговор с Мотькой, встал из-за стола, погляделся в карманное зеркальце, подправил усы и пошел к двери, чтобы оттуда наблюдать за улицей, в то время как Матвей начал убирать со стола.
Как это ни странно, но взаимоотношения между приказчиком, являвшимся первой персоной в магазине, и подчиненным ему мальчиком сложились так, что «Баронет» никак не мог овладеть духовным миром Мотьки. У воспитанного Кавалеркой мальчугана были свои собственные интересы и хотя еще неясная, но уже твердая моральная позиция. Приказчик ничем не интересовался, кроме тех грубых наслаждений, которые были ему доступны на его гроши. Помыслы об этих наслаждениях и владели всецело его душой.