— Деньги! —коротко произнес Лондырев.
— Бери, вот. Давно держу их для тебя.
И приказчик получил двести рублей.
— Как же ты свихнул ее? —жадно уставился повеса на «Баронета».
Андрей пригладил одним пальцем ус и поднял глаза.
— Ты же видел, что она поехала со мной?
— Видел. В «Палермо»?
— Да.
— А там?
— А там пошло все как по маслу. Сперва: «Я не могу жить без нее... Я ничего не хочу от нее»... Ну, а конец ясный...
«Баронет»-Лондырев слишком хорошо владел каждым движением своего лица, чтобы можно было по оскалу его зубов, смеющемуся рту и бесстыдным глазам уловить истину.
Но именно потому, что Андрей так отчаянно и хвастливо играл сейчас лицом, Мотька, прислушивавшийся из-за стойки к разговору, заподозрил, что приказчик надувает Переделенкова, что ничего того, о чем должен был бы по расчетам Лондырева «догадываться» богатый тупица, в самом деле не было. Скорей всего Андрей дал ему подложное свидетельство своего обладания артисткой.
Хвастливым смехом Андрей отделался от него. Но когда тот удовлетворенный добычей вышел, приказчик процедил ему вслед — дурак! И не переставал затем улыбаться про себя почти до вечера.
Между тем обман Лондырева имел свои последствия.
Молодой Переделенков в тот же день обратился к артистке и, будучи уверен, что теперь ее неприступность сломлена, повел себя в отношении к ней с грубой откровенностью.
Пригласив ее с группой своих собутыльников и артистов на ужин в отдельный кабинет, он заставил уйти всех, как только счел, что наступило подходящее время для выполнения его намерения, и остался один с певицей.
Не дав ей и одуматься, он подошел к ней и схватил за руки.
Не развращенная еще окружавшей ее атмосферой, только - что начавшая в погоне за куском хлеба выступать на подмостках и до сих пор мечтавшая счастливо избежать всех особенностей артистической жизни, Мурочка Грунская недоумевающе посмотрела на сорившего деньгами маменькиного сынка и, поняв чего он хочет, попыталась освободить руки, не выказывая сперва ему своего возмущения.
— Пустите! Я не могу остаться с вами, когда все ушли...
Но разгоряченный юнец, встретив сопротивление, совершенно остервенел от животного порыва. — Не можете остаться? —задыхался он. —Не делайте вид невинности... Я уже знаю, что вы отдаетесь.
— Что с вами? Вы пьяны!
Мура Грунская, наблюдавшая вольности мужчин в обращении с другими артистками во время ужинов, не ожидала в отношении себя такого прямого заявления даже в отдельном кабинете. Она осталась беспомощным существом после смерти отца — товарища прокурора, на подмостки попала вследствие того, что директор сада-ресторана, приятель отца и ее сравнительно бескорыстный покровитель мог помочь ей только предоставлением амплуа певицы. Переделенков, между тем, тяжело дыша от нетерпеливого возбуждения, выпустил ее руку, но не оставил своего намерения и старался оттеснить ее за драпри, где помещалась постель.
— Я знаю, знаю, что вы в «Палермо» были с одним приказчиком, у меня есть доказательство.
— Какое доказательство? Вы сплетни собираете? Ведь вы посмотрите на себя, вас принимают за джентльмена, а вы ведете себя как хулиган.
— Хулиган? А вы кто? Вы еще хотите спорить. Думаете поразить благородством? Смотрите, узнаете это? И
Вова Переделенков показал прядь, полученную у Лондырева.
— Что это? — удивилась ничего не ведавшая, но оказавшаяся очень энергичной, вчерашняя воспитанница института благородных девиц — локон?
— Это то, что у вас остриг на постели приказчик Лондырев, когда вы ему отдавались.
— Что такое? Негодяй!
И не успел Вова Переделенков сделать к своей жертве движение, как певица из всей силы хлестнула его по щеке.
Молодой богатый выродок ринулся на девушку.
Но та встретила его внезапным движением ноги так, что Вова неожиданно растянулся на ковре в то время, как возмущенная артистка порхнула за дверь.
Некоторое время поруганный фат лежал на полу; а затем, начав соображать, решил восстановить истину, обратившись к Лондыреву за разъяснениями.
И вот Переделенков снова явился в магазин к Андрею, намереваясь потребовать с него отчета за свою неудачу; он начал с того, что спросил у «Баронета» обратно деньги. Но тот, расспросив его в чем дело, расхохотался. Приказчик хорошо знал, что теперь все это является уже делом прошлым и что мести Переделенкова ему совершенно нечего бояться, так как тот будет избегать скандала. Молодой богач и не пытался грозить, а приказчик, бравируя своей ролью, предложил искать правосудия в этом споре у старого Переделенкова. От этого Вова отказался.