Удрученный, он сел возле стола и не умея скрыть озабоченности, которая за долгое время впервые дала ему себя почувствовать, не глядя на девушку, подумал и затем примиренно сказал:
— Ну, Нюрочка, я от этой вашей женитьбы ничего хорошего не жду. Молодой я еще судить — это правда. Что тебе лучше сделать — не знаю. Я только люблю тебя и мне тебя жалко до слез. Но раз ты сама так решила, я сердиться не буду. Венчайся и будь счастлива, сестричка. Не мне портить тебе настроение.
Нюра просветлела.
— Мотечка, ты увидишь, что я тоже кое-чего стою. Я возьму его в руки и заставлю работать. И он поступит куда-нибудь на завод и я пойду опять на фабрику.
Матвей безнадежно улыбнулся.
— Посмотрим, Нюрочка.
— Ну, хорошо, Мотя, посмотришь. А ты не пойдешь туда... к гостям?
— Нет. Я всю эту компанию из пожарной кишки фонтаном вымел бы отсюда.
— Мне обидно, Мотя, и мама будет сердиться, что ты как чужой, когда я меняю жизнь.
И Нюра остановилась перед братом. Если бы не некоторое смущение перед братом, то все ее существо сияло бы счастьем расцветшей юности.
Она стремилась переломить это смущение, приобщая и Матвея к обстановке сватовства.
— Иди, Нюрочка. А я уйду тоже, будто по делу в город. Тогда никто из них ничего не будет думать.
И Матвей взялся за шапку и куртку.
— Выходит, что из-за меня ты уходишь, —схватила его за руку сестра.
— Все одно мне нужно пойти к товарищу. После меня ты выйдешь. До свидания. Не дуйся, не дуйся! Не кручинься.
И Матвей, поцеловав сестру, вышел из комнаты.
Вслед за ним вышла в сени мать и с порога остановила его.
— Ты уходишь разве? Ведь у нас свахи...
Максимовна заметно пополнела с тех пор, как завела красильное заведение и устроила детей. Чувствовала себя дома командиром..
— Ухожу, —ответил Матвей. —Гостям вашим нужен поп, а не молотобоец. Приду часа через два.
— Да ведь ты из нашей семьи, или басурманин какой?
— Мама! Теперь выходит из моды, чтобы при женитьбе одна дюжина свах аттестовала жениховы потроха, а другая — устраивала смотрины невесте и ее прорехам.
— А какая же теперь мода, —по-звериному сходиться, да там, где снюхаются, и жениться?
— Нет, самая лучшая мода теперь у пернатых женихов и невест: грачи крячут, да от пташки к пташке скачут.
— Ну, сынок, женись ты так сам. Посмотрим, что выйдет.
— Посмотрим!
Мать обиженно поджала губы и возвратилась. Матвей улыбнулся и зашагал в город.
* * *
Миллионеру Перевалову, вскоре после того, как Матвей ушел от Закса и поступил в мастерские, администрация края разрешила выпуск газеты. Матвей не знал тех побуждений, которые заставили крупнейшего капиталиста делать неприятное, очевидно, для других богачей города дело, но в результате переваловской политики газеты стали попадаться на улицах чаще. Перевалов газету свою пустил дешевле той, которая выходила в городе издавна, и многие мастеровые стали являться теперь на работу с газетными простынями.
В кузнечном цехе теперь во время завтрака не только дулись в короля, но кое-кто стал собираться возле бандаж-ника Простосердова послушать чтение газеты.
Простосердов часто читал газету вслух, и это притягивало к нему иногда десятка полтора народу.
Матвея больше всего интересовала подоплека того, почему так интересовался когда-то Закс со своими знакомыми переваловской газетой. Сам он пробовал найти в газете какое-нибудь отличие от той, которую тот же Закс ненавидел, но, ничего не найдя, решил, что ценою только они и отличаются, да и то на старую газету скоро тоже цену снизили с пятачка до трех копеек.
Но как бы то ни было, газета стала проникать и в другие цехи и приносить иногда неожиданные новости.
Через несколько дней после бегства Матвея с торжества помолвки его сестры, в мастерских были разбросаны гектографированные прокламации. В связи с их выпуском было арестовано в городе несколько человек. Провалился в числе их и Ставский. По прошествии еще нескольких дней к стоявшему за работой Матвею подошел взволнованный Семен Айзман.
— Знаешь, —воскликнул он возбужденно, —в Петербурге убит выстрелом из револьвера министр Боголепов и было покушение на Победоносцева.
— Ну?
Матвей остановил работу и впился глазами в товарища. Воскобойников, рубивший зубилом полосу железа, тотчас же почувствовал заминку молота.
— Ну, что там! задрал он кверху голову, — майдан завели?
Матвей возобновил работу.