— Есть. Осадчий, дайте Матвею десять рублей, он поедет в Тихорецкую. Из комитетских я вам возвращу.
Старик Осадчий, игравший помимо прочего роль казначея стачечного комитета, раскрыл шкатулку, которую он держал под мышкой, порылся и вынул красненькую, а также лист бумаги, на котором стал записывать расход.
Матвей, получив деньги, кивнул товарищам и начал выбираться из толпы.
Теперь ему нужно было найти Сигизмунда. Это было не трудно, так как забытый подросток находился здесь же. Он очевидно продолжал катиться в пропасть нужды, существуя с матерью только на те несколько гривенников, которые составляли его ученическое жалованье.
Матвей обратил внимание на то, как исхудал его товарищ по кузне. Как-будто на вешалке болталась на нем широкая старая куртка. Когда поступил Сигизмунд в мастерские, то был полнощеким, свежим крепышем-мальчиком, а теперь на вытянутом бескровном лице от этой свежести не осталось и. следа; из-под надвинутой на лоб фуражки горел угрюмый взор отчаявшегося оборванца.
Все-таки он очень обрадовался близкому товарищу. Молодые люди пожали друг другу руки. Матвей рассказал о своем проекте поездки к Соколову и спросил согласен ли поехать Сигизмунд.
Тому было все равно — ехать или сидеть дома, лишь бы не голодать.
Матвей, поняв, что у товарища нечего даже есть, дал ему немного денег и сказал, что ему еще нужно сходить домой. Они условились встретиться на вокзале перед отправкой поезда. На другой день часов в одиннадцать утра они были уже в Тихорецкой.
День был рабочий. Вызывать Соколова из мастерских, по мнению Матвея, было бы неосторожно, принимая в расчет цель свидания; поэтому товарищи, посовещавшись, решили провести весь день в каком-нибудь укромном месте.
Они отправились в поисках убежища за станцию.
Станица Тихорецкая оказалась поселком, который частью состоял из казенных квартир, — десятков двух домов, построенных по типу железнодорожных зданий, частью из собственных домиков рабочих, обывателей и железнодорожных служащих.
Дальше от станции за этими домами, шло несколько станичных улиц с обнесенными заборами дворами кубанских казаков. На пустыре между станицей и станционными постройками, вдоль полотна дороги тянулся двор железнодорожных мастерских, в которых работало около двух тысяч человек. Ближе к самой станции было расположено депо.
На большой улице непосредственно за станцией находилось несколько трактиров, столовая, чайная, пивные, парикмахерская, одна мануфактурная и пара бакалейных лавок. В конце улицы раскинулся базар. По улице, кроме останавливавшихся возле трактиров крестьян с телегами, бродили только ищущие дела по бойким железнодорожным местам нищие.
Вот все, что увидели, выйдя со станции, мастеровые.
Найти укромное местечко здесь было трудно.
— Купим чего-нибудь поесть да папирос и пойдем под мост, который мы проезжали, — решил Матвей.
Купив на целковый продуктов, ребята вышли на полотно железной дороги и по шпалам зашагали от станции.
Они прошли версты две—три, оставив поселок далеко позади, миновали одну и другую железнодорожные будки и, наконец, увидели над ручьем небольшой железнодорожный мост. На одном из его каменных оснований, под досчатым покровом оба товарища и расположились поесть, а потом и вздремнуть.
Однако, когда ноябрьский холод начал пронимать их, они опять вышли из-под моста под откос, собрали щепок и мелких деревянных обломков, разложили костер и после этого им действительно удалось на некоторое время заснуть, с тем, что каждый из них поочередно то снова искал щепок, то опять ложился.
Так они провели целый день.
Когда стало смеркаться и холод дал почувствовать себя еще сильней, Матвей решил, что пора итти.
Соколов снимал частную квартиру у какого-то обывателя. Чтобы не вызывать лишних подозрений у квартирохозяина Соколова и его соседей, Матвей сам в дом не пошел, а направил на. квартиру Соколова только Сигизмунда, чтобы вызвать товарища, несомненно находящегося под надзором местных властей, на улицу.
— Пойдемте к степи, —предложил он, когда Сигизмунд и Соколов вышли из домика.
Они медленно пошли по песчаному тротуарчику мимо заборов и домиков темной, только где-то в одном месте освещающейся, улицы.
Соколов был среднего роста, двадцатипятилетним развитым москвичом. Вследствие революционной деятельности он и из Москвы вынужден был выехать по распоряжению полиции уже года четыре назад. С Ростовом теперь он поддерживал весьма законспирированную связь для получения литературы и листовок и поэтому о забастовке имел только слухи, которые ему казались невероятными. Если бы это не навлекало на него подозрений, то он уже побывал бы в Ростове сам, чтобы узнать, что там происходит. Поэтому он несказанно обрадовался приезду двух товарищей из организации.