…Корсаков прибавил шагу и понял, что на самом деле он тоже хочет серьезного разговора с Андрианом. Хочет его недоброй, обычной, почти циничной, «прищуренной» откровенности.
Даже больше! Кирилл шел к нему, как к человеку, который, как никто другой из его окружения, чувствует атмосферу перемен. Сегодняшних — пока подспудных… А главное — завтрашних! Как они оба понимали — неизбежных.
Кирилл вошел в приемную Карманова вместе с боем часов… Тут же открылась дверь кабинета и появился, не переходя порога своего кабинета, сам Карманов.
Он, усмехнувшись, посмотрел на свои часы… Потом на куранты напольного «Нортона» и сказал одобрительно:
— Не меняешься! Хорошо…
Жестом пригласил Корсакова в кабинет.
Усевшись в кресло, Андриан посмотрел в окно, потом перевел взгляд на Кирилла Александровича. Помолчал.
Взял со стола открытую толстую книгу, начал не спеша перелистывать ее…
Только теперь Кирилл понял, что же изменилось в облике Андриана…
На нем не было его «хамелеонов»! На столе лежали обычные, без теневых стекол, самые заурядные, рабочие, хотя и в достаточно модной оправе, очки.
— Как будем — на «ты»… Или на «вы»?
Корсаков не ответил.
— Ну? Так… Как же? — переспросил, подняв на него свои маленькие, того же сине-стального цвета, яркие глаза, Андриан.
Вопрос был задан со смыслом.
— Как получится… — уклончиво ответил Корсаков.
Легкая, ироническая гримаса пробежала по похудевшему лицу Карманова.
Корсаков заметил, что он несколько физически сдал. Уже не так налито-тяжелы были его плечи. Чуть мясистее и как-то мягче выглядели руки. И весь он похудел, сузился…
— Вот… Перечитываю Ивана Александровича, — отложив книгу, издалека начал Карманов. — Гончарова! И знаешь, о чем думаю?
Кирилл вопросительно посмотрел на него. Интонация Карманова была доверительно-раздумчива.
— Все-таки вроде… Действительный статский советник! Вся жизнь — на службе! — Он усмехнулся: — Вроде нас с тобой? А ведь какие романы писал! А? Какая духовная свобода! Раскрепощенность мысли… И это — при генеральском-то чине?! При таком стаже?
— Может, и нам пора — за романы? — улыбаясь, продолжил его мысль Кирилл Александрович. — А я-то все думал… что ты меня так срочно позвал?
Посмеялись…
— Нет! Нет! Ты — подумай! — снова начал Карманов. — Романы у нас могли писать только дворяне!.. — Свобода какая-то в них была… От рождения! От предков. От избранности своей… Что ли?
Он вздохнул, поморщился.
— Да! Честь — вещь естественная! Кровная… Широта! С шести лет в гвардию записывали? В шестнадцать отец отправлял с дядькой-крепостным в свободное плавание. А тут тебе… Пугачев, и Швабрин, и императрица… А ему — хоть бы хны! Один завет отцовский в уме: «Береги честь смолоду»!
— «Капитанская дочка…» — согласился Корсаков.
— Она, она! Ты можешь спросить — а как же наши? «Тихий Дон»? и Федин, и Леонов? А ответ-то? Ведь тот же…
— Снова — «освобождение души»? — внимательно разглядывая Андриана, спросил Корсаков. — Отсутствие изначального рабства?
— Вот-вот! Недаром Антон Павлович писал — «по капле изживать из себя…» И не кто-нибудь, а сам Чехов!
Он поднял вверх указательный палец.
— А рабство-то в себе — чувствовал! Знал! Боялся, выжигал… А оно-то все равно — было! Не красовался же он прилюдно?! А?
— Было — было… — забарабанил пальцами по столу Корсаков.
— Ты о чем-то… Не о том думаешь! — вдруг рассмеялся Карманов. — Я тебе — о классике! А ты… Все о нашей «кухне»? О «будничном»… По лицу вижу!
Он встал из-за стола. Прошелся за спиной сидевшего у стола Корсакова. Вздохнул где-то за спиной Кирилла — тот не поворачивал головы. Не следил за передвижениями хозяина кабинета.
— Нет! Нет! Не просто… Все эти наши мысли! — беря в единомышленники Корсакова, продолжил Андриан, возвращаясь к креслу.
Лицо его теперь было серьезно, нахмурено. Еще раз Корсаков отметил, что Андриан стареет — выглядит на все свои полсотни.
Это уже был не «человек без возраста», а обремененный немалыми заботами, сложившийся, «тертый», большой чиновник.
— Как тебе. У Тимошина? — как бы между прочим спросил он.
— Спокойно!
— Это и плохо… Что спокойно! — с напускной, строгой веселостью ответил Карманов. — Затаился что-то последнее время Сергей Венедиктович… Все ждет чего-то? А так ведь всю жизнь… Можно прождать? А?
Несмотря на язвительную интонацию, слова Карманова мало что означали. Все это были только приступочки к основному разговору.