— Нет еще.
— И у меня нет. Страшно боюсь операций, — и директор пошел по своим директорским делам.
«Первому, кто подойдет, мазну кистью по физиономии», — решил Черепанов, но подошел Чижиков, не досужего любопытства ради, а по делу.
— Еле вырвался, — сказал он. — Владимир Васильевич волнуется: опаздываем, говорит, со страшной силой, иди, говорит, может от тебя хоть какая польза Черепанову будет. Вот, прибежал. Будет от меня польза?
— Огромная будет польза. Видишь, я тут контуры накидал? Их надо закрасить. Справишься?
— Обижаете, Сергей Алексеевич. Я в студии рисунка и живописи занимался. Шишкина копировал.
— Прекрасно! Тогда, может, в две руки? — он протянул ему фотографию. — Такой оригинал тебя устраивает?
— Вполне. Сами фотографировали?
— Не со стороны же привлекать. И так у всех на виду.
— Это хорошо, что на виду, кому в голову стукнет? — Он достал из сумки термос. — Крепкий чай. Хотите подкрепиться?
— Потом, Валентин. Некогда.
— А я глотну, мне три смены сегодня выпало.
— Откуда же три?
— Одну я уже отстоял, сейчас — с вами, а как стемнеет — на место происшествия топать надо.
— Ах да! — рассмеялся Черепанов. — На место происшествия… Это ты верное слово нашел. Молодец! Я тебя сперва за мелкого приспешника считал, теперь вижу — полноправный соучастник…
22
Этнограф-любитель Ремизов, увлекающийся якутским фольклором, оказался человеком дела. Необходимую для экспедиции сумму он обозначил в договоре, который был незамедлительно подписан и скреплен печатью. Зина, шлепая печать, на сумму внимания не обратила, зато начальник производственного отдела удивленно сказал: «Хм, хм… Что-то уж они очень по-божески. Подозрительно даже. Могли бы заломить». — «Они торопятся», — пояснил Гусев. — «Мы тоже торопимся». — «Но ведь они не знают, что мы торопимся», — хитроумно сказал Гусев и, размахивая еще не совсем высохшим документом, заторопился к сидевшей в тенечке бригаде слесарей. Там он вручил бумагу Ремизову и осведомился, когда они смогут сдать вентиляцию. В договоре был проставлен недельный срок. Но Гусев не обольщался.
— Дорогой Виктор Николаевич, — сказал Гусев, надеясь, что короткое знакомство Ремизова с его дочкой дает ему право на некоторую вольность, — я очень прошу… Крайняя производственная необходимость… Дней за десять вы уложитесь?
Ремизов посмотрел на Гусева с участием. Даже, показалось ему, с жалостью.
— Некоторые называют нас шабашниками, рвачами, охотниками за длинным рублем. На самом же деле мы просто хорошо организованный, дисциплинированный коллектив. Поэтому вы получите объект через четыре дня. Вас это устраивает?
— Меня это очень устраивает, — сказал Гусев и подумал, что сейчас, хотя бы вежливости ради, следует поинтересоваться целью их экспедиции, но он не знал, как это сделать, да и некогда было. — Меня это вполне устраивает, — снова повторил он. — С вами можно иметь дело.
— С нами стараются иметь дело в случае крайней необходимости, — сказал Ремизов. — Кстати, передайте Оле мою искреннюю благодарность. Каким-то чудом ей удалось раздобыть экземпляр журнала «Русский следопыт», где упоминаются очень важные для меня сведения… И пожалуйста, достаньте мне ацетона. Жесть, как я понимаю, уже была в употреблении, надо смыть краску. Иначе она окислится, появится запах, и вас опять прикроют.
Гусев зашел в малярку, где хозяйничала сызмальства обиженная на весь мир тетя Нюра, и бесстрашно попросил у нее канистру ацетона. Попроси кто другой, она бы и глазом не повела, но Гусев в прошлом году переделал ей старинную зингеровскую машинку на электрический ход, и с тех пор она ему даже улыбалась. «Доброе дело не ржавеет», — сказал он себе, когда мужики шустро подхватили канистру, и заторопился в отдел, но у самой проходной столкнулся с Балакиревым.
— Только и отдохнешь, когда тебя взрежут, — сказал он, пожимая Гусеву руку. — Да и то не отдыхается. Мне еще десять дней, велено соблюдать режим.
— А чего ж не соблюдаете? — не очень приветливо спросил Гусев.
— Соблюдаю. Мне предписали гулять, а где — не уточнили… О делах ваших наслышан. Одобряю! Вы, оказывается, еще и хозяйственник. Где вы раздобыли жесть? Это снабженческий подвиг.
— Занял. Под ваши фонды и под свое честное слово.
— Солидное обеспечение! — улыбнулся Балакирев. Настроения у него было хорошее. — Справитесь со своей… э… таратайкой, — он произнес это слово нарочито шутливо, как бы подчеркивая, что он, конечно, понимает: дело важное, гуманное, но, между нами говоря, не столь уж грандиозное, — справитесь со своей коляской, тогда можно будет серьезно подумать о цанговом патроне.