Двое последних пригодятся для связи с общественностью на случай, если Коннор Майлз станет угрожать держателям акций. Они заявят, что если произойдет покупка «Мьюзика», то звезды уйдут, и это произведет впечатление. Ну и к тому же Оберман сказал банкирам, что Барбара Линкольн по образованию юрист со специализацией в сфере шоу-бизнеса. Она несколько лет руководила у него юридическим отделом.
Итак, работа начинается завтра утром.
Джерри Квин едва мог дождаться рассвета.
Только семь утра, но лимузины один за другим проезжали по улице, обсаженной деревьями. Если бы кто-то что-то и заметил, то не проронил бы ни слова. В этой части города большинство соседей скорее умрет, чем признается в собственном любопытстве.
Топаз, совершенно готовая, ждала.
— И мы все это должны устраивать, да? — слабым голосом спросил накануне вечером Джо, стоя с грудой упаковок замороженной пиццы и коробкой пива у двери.
— Да, — ответила Топаз, не отрывая глаз от цифр. — Ты же не пытаешься остановить меня, дорогой, правда? Это может сказаться на моем давлении. — И она похлопала ладошкой по животу.
— Нет-нет, делай что хочешь, — заторопился Голдштейн, слегка сжавшись от угрозы.
Топаз улыбнулась. Кто бы мог поверить, что ей придется прибегать к чисто женским уловкам?
Но Джо был именно тот, кто смеется последним. Когда будильник прозвенел в шесть утра в пятницу, он встал, как обычно, принял душ и пошел одеваться.
— Что ты надел? — спросила жена, опираясь на локоть и плавным движением убирая с сонного лица алые локоны.
Муж стоял в майке с символикой «Метс», в черных джинсах «Левайс» и в старых спортивных туфлях.
— Ну и как? — спросил он.
— Так сегодня пятница.
— Да, пятница, — дружелюбно согласился Джо. — Но я остаюсь с тобой. Я взял выходной.
— Зачем? Ты не можешь! — замотала головой Топаз. — Через сорок минут все будут здесь!
— Попробуй только останови меня! Я не позволю тебе заниматься всем этим одной, — сказал он, ухмыляясь. — Во всяком случае, похоже, ты забыла — я тоже кое-что знаю об «Америкэн мэгэзинз».
— Но ведь мы договорились: никаких посторонних, — слабо возразила Топаз.
— А я и не посторонний. Я твой муж, — сказал Джо, подошел к кровати и поцеловал ее.
Первым появился Мэт Гуверс, а последней Барбара Линкольн в великолепном светлом кашемире от Николь Фархи. В семь пятнадцать все были в сборе, быстро и сдержанно познакомились. Джо всем налил кофе, и работа пошла.
— Партнеры, — начал Джошуа Оберман, — каковы наши возможности?
Вавилонское столпотворение! Банкиры и юристы заговорили разом, Топаз включила компьютеры, а Мэтью Гуверс и Джош Оберман принялись обсуждать долговые коэффициенты.
Майкл кинул взгляд на Ровену. Джош Оберман настоял на его участии, и Кребс, едва переступив порог, почувствовал, какие титанические усилия она прилагает, чтобы не смотреть на него. Она сухо пожала ему руку, здороваясь. Ровена держалась с ним, примерно как с Топаз Росси.
Что за странная атмосфера, думал Майкл, оглядываясь. Эти люди не имели между собой ничего общего, кроме предстоящей сделки. Юристы — и Барбара, черт побери, никогда не видел ее в качестве юриста — пикировались друг с другом. Коммерсанты-банкиры перебрасывались цифрами, а два престарелых босса готовы подружиться.
И Ровена с мисс Росси.
— Интересно, правда?
Кребс взглянул на Джо Голдштейна, стоявшего перед ним с кружкой черного кофе.
— Спасибо, — он взял кофе. — Я Майкл Кребс, режиссер у Джоша Обермана.
Джо кивнул:
— «Атомик масс», Роксана, «Блэк айс». Да, и вы же делали «Салют», правда?
— Верно, — удивился Майкл. «Салют» оказался его первым настоящим хитом, но это было больше пятнадцати лет назад. — Вы хорошо информированы.
— Дело стоит того, — пожав плечами, сказал Джо.
Мужчины наблюдали за Ровеной и Топаз. Они о чем-то спорили с Харви Смитом, но язык их тел не имел никакого отношения к Смиту. Ровена искоса поглядывала на Топаз, когда та говорила. А когда Ровена обращалась к Харви, они видели, как приподнималась на стуле Топаз, напряженно следя за другой женщиной.
— Да, интересно, — согласился Кребс.
— Вы хорошо знаете Ровену Гордон? — спросил Джо.
Тот не смог подавить улыбки:
— Девять лет.
— А что она собой представляет? — спросил Голдштейн, удивляясь собственному любопытству.
После того как он увидел Ровену на приеме у Лиз Мартин, он возненавидел ее. Высокомерная английская сучка! Неудивительно, что из-за такой у его любимой возник комплекс отверженности. Она холодна, как жидкий водород. Но Топаз наказала Гордон, разрушив ее карьеру, и когда жена сообщила о звонке Ровене насчет дела «Меншн», Голдштейн был просто потрясен: та женщина согласилась встретиться.