— Ты будешь получать по заслугам, за работу. Вот так. Сожалею, если тебе это не по вкусу. Но это все. Поздравляю с повышением зарплаты, — резко добавил Натан и повернулся к папке на столе, давая понять, что Топаз свободна.
На секунду в кабинете повисло молчание. Топаз задохнулась от ярости. Но только на секунду.
— К черту! И вас к черту! — выпалила она. — Так вот оно как? Шесть месяцев печатать с семи утра до восьми вечера, чтобы секретарши себя удобно чувствовали! Как вы можете говорить, что талант ничего не значит и я получаю по заслугам? Вы боитесь своих репортеров? Я скажу вам, из-за чего они бесятся. Им страшно — еще бы, каждый день я доказываю, что могу делать их работу лучше. Да вы же сами сказали. Кто здесь редактор наконец? Вы или они?
— Я! — заорал Розен, в ярости вскакивая. — Я, а не ты! И никогда не забывай об этом!
Он тяжело сел, кипя от злости.
— Выслушай меня, Росси, — сказал он. — Считай, тебе здорово повезло: я мог бы тебя немедленно выгнать. — Топаз побелела. — За то, как ты со мной разговариваешь. Я веду этот корабль десять лет и повидал энергичных вроде тебя предостаточно. Они ворвутся, повертятся в редакции, подбросят пару броских фраз и думают — они прямо Ральф Дж. Глисон. Так запомни — удачный заголовок или подпись к снимку еще не говорят о том, что ты репортер. Это знаешь что? Мастерство составителя рекламных объявлений! — снова заорал Розен.
Топаз дрожала.
Казалось, она стоит на пути баллистической ракеты.
— Извините, — промямлила Топаз и в ужасе поняла: ее голос дрожит.
«О Боже, — запаниковала она. — Похоже, я сейчас разревусь». Розен бросил взгляд на свою протеже, глаза замерли на коленках Топаз, и он испугался. Да, он грубо говорил с ней, но сейчас его настроение изменилось, стало жаль девочку, такую беззащитную… Ему хотелось успокоить ее, поцеловать, погладить по голове. Но больше всего — швырнуть на пол и изнасиловать прямо в кабинете. Не думай об этом! Будь великодушным, справедливым.
— Ну ладно, — вздохнул он. — Нельзя продолжать разговор в таком духе, это недопустимо. Ты, наверное, считаешь, что я не даю тебе хода, что ты вполне можешь работать младшим репортером… Хорошо, я подкину тебе шанс. Дэвид Левин завтра в три часа будет на совещании в «Дженерал электрик». Мне кое-что сообщили… о чем пока не знает никто. Никому не удалось получить у него объяснение, почему он избил школьную учительницу своего сына. Тебе известно, где его искать, проследи за ним и отлови. Добудешь интервью — получишь повышение. Не сумеешь — пинок под задницу и вылетишь отсюда. Понятно?
— Понятно, — сияя, ответила Топаз.
Дэвид Левин вышел из здания «Дженерал электрик». Стоя на противоположной стороне улицы, Топаз вздрогнула — час пробил. По тому, как колотилось ее сердце, она поняла: все планеты Вселенной замерли. Она глубоко втянула воздух. Левина нельзя не узнать даже на таком расстоянии — золотистые волосы, вскружившие голову целому поколению американок, сверкали в свете зимнего дня, она видела его плечистую фигуру, надменную линию подбородка. Дэвид Левин соединял в себе еврейскую чувственность Ричарда Гира с фигурой викинга, и он один из немногих звезд, способных любой фильм превратить в кассовый. А сейчас поползли отвратительные слухи, которые, если подтвердятся, погубят его карьеру. Журналисты-проныры разнюхали: этот американский герой-любовник истязал женщин, недавно сломал нос своей пассии, молоденькой школьной учительнице сына. Пока еще ни слова не просочилось в печать, пострадавшая слишком напугана и не откроет рта, а Левин слишком могущественный…
Топаз нащупала диктофон в кармане и кинулась наперерез потоку машин.
— Мистер Левин! — задыхаясь, кричала она, несясь за ним вприпрыжку. — Простите, сэр!
Левин обернулся, заметив девчонку с отличной фигурой в темных солнечных очках и бейсбольной кепке, от ярости он покраснел и нехотя скривил рот в улыбке.
— Эй, дорогуша, не так громко. Я не хочу, чтобы собралась толпа. Ну, кому и чего подписать?
Он думает, что я хочу автограф!
— О нет, я не поклонница! — выпалила она. — Вернее, я поклонница, но просто хочу сказать, я журналистка… Знаете, ходят слухи, что вы побили учительницу, может, вы объясните, ну, чтобы обелить свое имя.
Зеленые глаза Дэвида Левина превратились в льдинки.
— Проваливай отсюда! Дешевка! — прорычал он. — Передай той проститутке, если только она заговорит…
— И что? — спросила Топаз. — Что будет?
Она больше не нервничала. Она влезла в гущу потрясающей истории, этот ублюдок — крупная карта.