Топаз тяжело проглотила слюну.
— О'кей, — сказала она. — Я продала европейские права на этот материал в «Санди таймс», и они дадут его на следующей неделе. Джефф Стивенс думает, что я все еще в Англии, не знает, что я здесь. Поэтому никто не потребовал международных прав, что означает — мы можем дать материал в номере за среду и, таким образом, выйдем с ним первыми.
— Давай уточним, — сказал Натан. — Ты продала этот материал в другое издание. В очень крупную газету. И предлагаешь перебежать им дорогу, опубликовав его сперва в Америке. Откуда эта новость сразу разнесется по всему миру, и, значит, для них этот материал будет бесполезным.
— Да, — тихо согласилась Топаз.
Голос Розена оставался спокойным.
— И сколько ты за это получила?
— Сто тысяч долларов, — промямлила она.
— Сто тысяч долларов, — Повторил он. — Понятно. А что ты хочешь от меня? Еще кусок?
— Нет, нет. Клянусь, я просто хотела, чтобы вы меня перевели в репортеры… — И, не закончив фразу, с несчастным видом уставилась на юбку.
— Сиди, — сказал Натан, — я почитаю столь доходный материал.
Топаз сидела минут пять, показавшиеся ей пятью часами, смущенно ерзая, а Розен читал статью с совершенно бесстрастным лицом. Ее непременно выгонят. Натан считает, что она нарушила законы журналистской этики. Санта-Мария. Она ведь только хотела сделать как лучше, обратить на себя внимание! Такой шикарный мужик и в упор не видит ее, только вопит и упрекает за всякие мелочи. Чем короче ее юбка, чем сильнее обтягивала блузка, тем меньше интереса проявлял к ней Натан. Ей еще не доводилось сталкиваться с мужчиной, который никак не реагировал на ее прелести. И к тому же Натан Розен не гомик, судя по разговорам девиц в офисе. За пределами «Вестсайда» он еще тот ходок. «Значит, — думала Топаз, — наверное, во мне что-то не так?»
Розен наконец поднял глаза и, к ее удивлению, улыбнулся:
— А каким репортером ты хочешь быть?
— Простите? — смутилась она.
— Ладно, Росси, давай объясни, чем хочешь заниматься. Есть какие-нибудь идеи, как увеличить тираж?
— Я могла бы вести колонку, — сказала Топаз первое, что пришло в голову. — О Нью-Йорке. Ну, с точки зрения не коренного жителя, а приезжего. О том, что большинство народа не замечает, заставить читателей посмотреть на Манхэттен свежим взглядом. Я бы назвала колонку «Нью-йоркские сцены».
— Как насчет зарплаты? — все еще улыбаясь, спросил Розен.
— Тридцать пять тысяч долларов, — смело сказала Топаз.
Натан пожал плечами:
— Это на десять тысяч больше, чем получают начинающие репортеры.
— Но я же буду вести колонку. И потом, я уже говорила: я лучше их.
— Не наглей, — одернул Натан. Он протянул руку, и она страстно сжала ее, чувствуя, как слабый электрический ток чувственности пробежал по ней, когда их руки соединились.
— Поздравляю, детка, — сказал он. — Ты выиграла.
— А вы не злитесь, что я продала англичанам?
Натан хихикнул:
— Росси, это первое проявление настоящей инициативы с момента твоего появления в этих степах.
— Ой, тридцать пять тысяч в год… — выдохнула она.
Натан снова улыбнулся:
— С таким материалом, как этот, ты могла бы запросить и пятьдесят. Но ты же не станешь меня обдирать? Правда?
— Сукин сын, — сердито сказала Топаз.
Он рассмеялся:
— Расслабься. Идет нормальное профессиональное обучение. Ты не единственная, способная надуть, детка. Советую запомнить еще одно: я в этом деле опытнее тебя.
Секунду Топаз смотрела на него, потом успокоилась под теплым веселым взглядом Натана, улыбнулась. О черт, он и впрямь очень симпатичный.
— Может, выпьем вместе пива, чтобы отметить это дело? — осторожно спросила она.
Натан Розен посмотрел на Топаз, оглядел торчащие груди, осиную талию, круглую задницу, длинные красивые ноги и почувствовал — ему очень хочется. Ее желание открыто читалось на ярком сияющем лице, на зовущих вздыбившихся сосках под блузкой.
— Нет, мне надо работать, — сказал он. — В отличие от некоторых, должен заметить.
Топаз отвернулась, пытаясь не выказать разочарования.
— Топаз, — сказал Натан, — можешь взять выходной. Пойди и подыщи себе новую квартиру. Ты хорошо потрудилась.