Ему просто хотелось отполировать выступление до блеска.
Не хватало еще потерпеть неудачу из-за Топаз Росси!
— Я хотел сам тебе сообщить, — сказал Джош Оберман, решительно втыкая вилку в гриб.
Он встретился с Ровеной Гордон за завтраком в «Пьере». Появляясь в Нью-Йорке по делу, он всегда останавливался в «Пьере», в одном и том же номере. Он знал, что ему надо: элегантный интерьер, безупречное обслуживание и прекрасный вид на Центральный парк. Отели, в которых обычно поселялись люди из музыкальной индустрии, «Ройялтон» и «Парамаунт», с их номерами в туристском духе и ультрахипповой атмосферой, Джошуа Обермана смешили. Отель — место, где ты спишь, когда приезжаешь по делу. Ему плевать, как разодеты коридорные.
— О чем, босс? — спросила Ровена, копаясь во фруктовом салате. Забота ньюйоркцев о теле, все их безумные диеты Ровене уже известны, но ей-то что? Стройная от природы фигура Ровены Гордон оказалась идеальной по американским стандартам, но ей хотелось быть полным совершенством для Майкла. Ее страсть к нему быстро превращалась в навязчивую идею. В одержимость.
— О реакции «Уорнерз» насчет первой вещи «Атомик масс», — мрачно сказал Джош.
Ровена напряглась, почувствовав в затылке уколы страха.
«Уорнерз» должны были распространять первый альбом «Атомик» в Штатах, упаковывать, переправлять сюда и продавать. И хотя Ровена возглавляла отделение фирмы в США, пусть маленькое, все равно считалось — компании не существует в пределах Америки. Вот почему «Уорнерз» выходили непосредственно на «Мьюзика рекордс», с каждого проданного компакт-диска они получат хорошие барыши.
Значит, если «Уорнерз» что-то не понравится — забудьте обо всем. Ее группе конец.
— И что за реакции? — спросила Ровена. — Ведь блестящая вещь! Просто блестящая! Как она могла им не понравиться?
Джош еще подержал ее в таком состоянии, наслаждаясь моментом. Как она сегодня классно одета: облегающий черным костюм, черные нейлоновые колготки, туфли на тонких каблуках от Шанель. Длинные волосы очень ровно подстрижены и свисают золотистым занавесом, на лоб спускается челка.
— Расслабься, — сказал он. — Им понравилось, и даже более того.
Ровена облегченно откинулась в кресле и улыбнулась боссу — ну и капризный старикан! Ей, конечно, не стоило так взвиваться, но любое слово в адрес «Атомик масс» задевало. Первая песня скоро будет показана публике, работа над всей пластинкой шла к концу, и поэтому все связанные с группой чувствовали, что их нервы натянуты, как пружины. Сами мальчики ощущали себя прекрасно — радовались близости конца работы над «Хит-стрит», лазили по Нью-Йорку, по барам, клубам. Знакомились с женщинами. Особенно с женщинами. О Боже, они еще не прославились, а девицы накрыли их, как сугробом. Ровена никогда не видела ничего подобного. В общем, ребята не напрягались и пребывали на седьмом небе.
— Хотел бы я, чтобы ты увидела фотографию Боба Моргадо, его лицо, — сказал Оберман, — когда он слушал песню. — Старик расплылся в широчайшей улыбке при воспоминании. — Если весь альбом так воспримут, мы отхватим все верхние строчки во всех списках. — Хихикая, он набросился на омлет с сыром. — А знаешь, как я догадался, что ему понравилось? — спросил он. — Они захотели контракт с «Атомик». Отдельно от общего контракта с «Мьюзика». Я думаю, они же должны понимать, что мы планируем выйти раньше их, и все равно хотят «Атомик масс».
— И что вы сказали? — спросила Ровена.
— Я сказал, мы подумаем. Это зависит от того, насколько хорошо они поработают с «Хит-стрит», — ухмыльнулся Оберман, очень довольный собой — Ну а ты как тут устроилась, детка?
— О, прекрасно, — сказала Ровена. Она не собиралась мучить босса проблемами. Офис. Ненормированный рабочий день. Коммерческие дела.
Сначала закрепись, об этом поговоришь позже.
— Хорошо. Не видел тебя с тех пор, как ты исчезла с приема у Элизабет Мартин, даже не попрощавшись, — сказал Оберман. — Нет, не придумывай объяснений, не мучайся. Не захотела лететь во Флориду — твое дело. А что за женщина, с которой ты сцепилась за ужином? Такая ошеломительно рыжая? Мне не стоит побеспокоиться?
— Нет, она ничто, сотрудница журнала. Мы учились вместе в Оксфорде, и у нас не сложились отношения, — бесстрастно ответила Ровена. Она не хотела творить о Топаз с Джошуа Оберманом. Джош — се ментор, Джош — святое.
Оберман предупреждающе поднял вилку.
— Детка, — сказал он. — На том приеме не было никого, кто «ничто».