Новый директор стоял посреди кабинета, не зная, с чего начать, и было ему как-то неуютно, словно вторгся он в чужую комнату, из которой только что вышел хозяин. В любую минуту этот хозяин может вернуться и указать непрошеному гостю на дверь…
Тем более что Домантас как раз и ожидал бывшего хозяина — прежнего директора, который должен был сегодня передать ему дела. Он знал, что его предшественник очень неохотно согласился на свое перемещение и понижение в должности, и потому чувствовал еще большую неловкость.
Сердился он на себя и за то, что так рано пришел. Куда солиднее выглядело бы, если бы Янкайтис сам встретил его. Домантас уселся за письменный стол, в директорское кресло, но вскоре встал и пересел в кресло для гостей.
Янкайтис пришел лишь около девяти. Высокий, широколицый, лет под пятьдесят. Он протянул Домантасу руку:
— А вы опередили меня… Пунктуальность! Я и сам раньше приходил к восьми.
— Видите ли, меня волнует, как все здесь теперь будет.
— Да так и будет, как было… Может, хотите, чтобы я провел вас по отделам? Однако стоит ли?
— Я тоже думаю… — согласился Домантас, сообразив, что старый директор не хочет больше видеть своих бывших подчиненных.
— Вероятно, вы уже имеете некоторое представление о работе департамента? — спросил Янкайтис, как-то странно улыбаясь.
Домантас опустил глаза.
— Порядок прохождения дел мне немного знаком…
— Ну и отлично… Несколько таких дел сейчас здесь, в кабинете, их надо срочно рассмотреть… — И он принялся объяснять Домантасу постановку делопроизводства. Было ясно, что, по его мнению, новичок плохо представляет себе характер работы. Янкайтис скептически посоветовал своему преемнику чаще обращаться к референтам, которые всегда и во всем смогут ему помочь.
— Ну, а каков сам темп работы? Долго ли задерживаются в канцелярии дела? Как скоро рассматриваются жалобы просителей?
— По-всякому. Начальник канцелярии и один из референтов часто бывают в разъездах. А когда они отсутствуют, работа частенько страдает.
— Куда же они ездят?
— Вам лучше знать…
— Ничего я не знаю.
— Вы же занимались делами центра! Не понимаю, ничего не понимаю. Что-то хитрите вы, господин Домантас… Это все, что я могу сказать.
Теперь Домантас вспомнил: так это и есть те два оратора из министерства?! Но ведь они только по воскресеньям отправлялись в провинцию. В чем же дело?
— Надо навести порядок! Так нельзя.
Янкайтис флегматично улыбнулся.
— Рожки собираетесь обламывать, не так ли? Дай-то бог! Может, вам как своему человеку… Если бы вы не были членом правящей партии, я сказал бы: глядите, как бы самому не обломали. Э, да что тут говорить!.. Как было, так и будет…
Экс-директор холодно пожал новому руку и двинулся из кабинета. Домантас молча проводил его до лестницы. Стоя наверху, Викторас смотрел, как Янкайтис, ссутулившись, спускается по ступенькам.
Вначале Домантасу пришлось трудновато. Он не был знаком с широкой сферой департаментской деятельности, не знал порядков министерства, взаимоотношений между чиновниками, не знал, как распределяется работа. Прежний директор не очень-то помог ему в этом разобраться. Поэтому Домантас постоянно консультировался с референтами, секретарями, расспрашивал директоров других департаментов; короче говоря, усердно изучал новое дело. Не только шесть присутственных часов, чуть не весь день проводил он в министерстве.
За неделю ознакомился с порядком работы, делопроизводством и начал уже подумывать о том, как в дальнейшем рационализировать и усовершенствовать их.
Но тут столкнулся с новыми трудностями. Чиновники — члены партии христианских демократов, — проведав, что директор «свой», сразу же обнаглели и начали относиться к делу халатно. А те, кто примыкал к оппозиционным партиям, ушли в себя, замкнулись, как-то внутренне сжались, стали чрезвычайно осторожны; беседуя с новым директором, старались казаться боязливо почтительными, а за глаза на все лады поносили его, хотя совсем еще не знали Домантаса. Были среди чиновников и невежды, не умеющие даже грамотно писать по-литовски, погрязшие в рутине. Эти сразу же решили, что директор «абсолютно несимпатичная личность».
Домантас не собирался делить своих чиновников на «чистых» и «нечистых» по их политическим взглядам. В этом отношении он был весьма снисходителен. Однако тех, кто не знал литовского языка, он крепко прижал, и они схватились за словари и учебники. Затем обратил внимание на «своих». Потребовал объяснений у известного партийного деятеля, работавшего в департаменте референтом.