Роман, известный в Карьере хулиган и задира, драчун и любитель выпить, даже «взорвать» при случае «косячок», резко изменился. Теперь он не позволял себе злиться, даже если кто-то вел себя нагло и несправедливо, чем немало удивлял своих сверстников. А когда терпеть было невмоготу, бежал домой, доставал из погреба бутылку виноградного вина, выпивал ее и ложился спать. Потому что, вспоминая страшные сентябрьские события и то, что говорил ему во сне зверь, понял — ярость неминуемо превратит его в зверя.
Он терпел, но знал, что рано или поздно не выдержит. Уже и друзья стали подшучивать над ним, мол, что с тобой, Рома? Почему ты этому козлу не набьешь морду? Он говорил с тобой совсем невежливо. И сами говорили с ним не совсем вежливо, а он, стиснув зубы, лишь хмурился и уходил. Друзья просто не узнавали Романа. Курить «травку» перестал (а «травка», то есть конопля, росла и вокруг поселка, и в старом карьере — повсюду), в драках не принимал участия, пошел работать после школы. Стали «доставать» — мол, хочешь стать обычным хозяйственным мужиком? Ну-ну, ты же немец, все вы чересчур правильные. Полгода назад сказал бы ему кто такое — пожалел бы сразу! А теперь нельзя было ответить. Ради отца, Катьки, ради Тани Соколовой, его девчонки. Даже на танцы ходил редко, а Таня и радовалась этому, вдвоем им было гораздо интереснее, чем в поселковом клубе, где ревели колонки магнитофона и пьяные парни вечно дрались по любым пустякам.
Роман встал с кровати, свернул вдвое одеяло, бросил на простыню, застелил сверху покрывалом, надел джинсы, футболку и зябко поежился. Пора на работу, сегодня отец тоже в первую, подбросит на своей «девятке» до экскаватора. Мог бы работать с ним и получать больше, но выбрал сварливого старика Федоровича, чтобы не зависеть от отца.
Холодно было в его просторной комнате с синими обоями. Жила бы Катька дома, растопила бы печку, засыпала уголька, завтрак приготовила бы. Хоть в первую работала, хоть во вторую, а с утра все успевала сделать. Если во вторую работала (смены у них с отцом были разные), то к его приходу и обед на плите оставляла, а если в первую — записку, что и когда нужно разогреть. Но теперь сестра жила у Ивана Потапова, им с отцом самим приходилось заботиться о себе. Нынче они оба — в первую, а кто же оставит горящую печку без присмотра? Вот и приходилось трястись от холода, торопясь в ванную.
Да, в обычном деревенском доме (хотя Карьер не был деревней, но дома в нем были такие же, как и в соседней станице) имелась ванная, Федор Петрович устроил. В огороде колодец, в нем насос, летом удобно поливать грядки с картошкой и овощами, если долго нет дождя, а переключишь рычаг — вода пойдет в дом, в ванную. Там на стене висит водонагреватель, включил — и теплая вода бежит из крана, и даже горячая. Можно и ванну принять, но сейчас времени не было. Роман быстро почистил зубы и пошел в кухню, отдельное строение, где отец на газовой плите уже сварил вкрутую два яйца, положил на тарелки маринованные помидоры и баклажаны, налил в чашки крепкий чай и ждал его.
Иван Потапов, яростно отфыркиваясь, умывался под рукомойником во дворе, а Катя, накинув дубленку поверх ночнушки, стояла в дверях и дрожала от холода, наблюдая, как муж, в ноябрьскую промозглую стынь, поливает себя ледяной водой. Глядя на такое, и в трех дубленках замерзнешь. А с другой стороны — есть на что посмотреть. Красивый, большой мужчина, не толстый и не такой уж «качок», мускулы не бугрились на его теле, как у записных киногероев, но сила в широких плечах и могучих руках чувствовалась нешуточная. Приятное зрелище для женщины, а для женщины любящей и подавно.
После свадьбы Иван перевез молодую жену к себе, он жил вдвоем с матерью, завучем местной школы. Поселились они в двухкомнатной кирпичной кухне, хотя мать Ивана, Евдокия Андреевна, предлагала им расположиться в доме, все же — двое, а она одна, может и в кухне пожить. Да, в принципе, и все трое без проблем разместились бы в просторном кирпичном доме с тремя комнатами, но Катя не согласилась. Кухня — отдельный дом, две комнаты, во второй — у них постель, стол, два полумягких кресла, трюмо, телевизор и музыкальный центр — все, что нужно. А в первой — собственно кухня, печка с чугунными конфорками, газовая плита, холодильник, стиральная машина, обеденный стол с венскими стульями, полки с продуктами и люк, именуемый «лядой», — крышка бетонного погреба под первой комнатой. Ванны здесь, правда, не было, но она могла сбегать к отцу и там принять ванну, если очень уж хотелось, а так… вставала рано, даже если работала во вторую смену, растапливала печку, готовила завтрак и согревала в большой кастрюле воду, чтобы самой помыться после бурной ночи. А они, вот уже почти два месяца после свадьбы, получались сплошь бурными. Это так хорошо…