Леонора не видела их лиц, но отлично знала каждое. В первой паре шли старая маркиза и её сын, за ними — младшая маркиза со своим сыном, графом, а замыкали шествие графиня и шевалье де Мазан.
Леонора, насколько могла, наклонилась вниз и замахала рукой в морозной темноте.
— Мадам! — закричала она сорвавшимся голосом. — Вы уезжаете? А как же я?! Я здесь! Меня заперли. Не оставляйте меня!
Быть может, её голосу недоставало силы, и старая маркиза не расслышала слов, однако она остановилась перед тем, как ступить на подножку, и обернулась. Произошло некоторое замешательство, родственники Леоноры принялись торопливо переговариваться о чём-то, но вскоре все сомнения были отброшены и, к удивлению девушки, де Гру один за другим взошли в карету, слуги отступили назад, форейторы щёлкнули кнутами, и с тяжким скрипом и грохотом огромная колымага съехала с лужайки и покатила в сторону гужевой дороги, ведущей в просёлки, где де Гру надеялись избежать погони.
Таким образом, сон Леоноры повторился в третий раз наяву, только теперь она не могла выбраться из своего узилища. К счастью для неё, наяву оказалось невозможным даже попытаться догнать отъезжающую карету. Леонора всё ещё глядела ей вслед, пока не смолк вдалеке последний звук, и даже когда он растаял во тьме, она не слезала с подоконника. Находиться в таком положении было очень неудобно и тяжело, зато, по крайней мере, она могла видеть звёзды, а под ними тусклую землю. Леонора ещё смотрела в окно, как вдруг до неё донёсся другой звук — яростный рёв толпы со стороны деревни. Толпа подступала всё ближе и ближе, и Леонора различила горящие факелы и голоса, которые мало-помалу, казалось, переходили в приглушённый злобный рык. Холодный ветер, пронесясь над толпой, зашелестел плющом, и Леоноре удалось расслышать несколько слов:
— Огня! Огня! Поджечь гадов в их логове!
Голова у Леоноры пошла кругом, сознание помутилось. Она качнулась и, соскользнув с подоконника, упала без чувств на стол, а со стола на пол, где осталась лежать недвижно.
VI
Мадемуазель д’Изамбер очнулась от обморока не в замке, а на краю рва, в густой тени кустов и деревьев, где накануне вечером она встречалась со своим возлюбленным. Он был рядом с ней, голова её лежала у него на руке, а волосы и лицо были мокры от холодной воды, которую он брызгал на неё пригоршнями. Холод был леденящий; ров частично замёрз, но, может быть, это даже облегчало задачу Бернара, приводившего её в чувство.
— Леонора, — прошептал он, — умоляю вас: ни звука! Нам грозит смертельная опасность, но я спасу вас. Вы можете встать? Я боюсь, что вы замёрзнете на траве.
Врождённая склонность к подчинению, которая редко изменяла ей, заставила Леонору тотчас встать — она поднялась, опираясь на его руку. Недавние переживания не изгладились в её памяти даже в его присутствии, хотя оно внушало покой и чувство безопасности.
— Они все уехали в карете, — прошептала она, — а меня оставили в замке. Неужели бабушка про меня забыла? О, Боже! Как же так? Не понимаю.
— Наберитесь терпения. Со временем вы всё узнаете. А ваша бабушка будет рада вас видеть живой и невредимой, — проговорил Бернар; голос его немного дрожал, выдавая волнение.
— С ними ничего не случилось, как вы думаете? Никак не пойму, почему они уехали без меня. А что делают там эти люди? Они ещё не подожгли замок?
— Нет. Когда они уйдут, я отведу вас в безопасное место.
Бернар замер и стал прислушиваться к странным звукам, нарушавшим величественную тишину ночи. Из внутренних покоев и со двора доносились хриплые голоса, топот, буйный смех и крики ликования. В окнах мелькали факелы; часть толпы крушила всё подряд в пышных гостиных и опочивальнях, но многие оставались у крыльца и чего-то ждали. Вскоре по ужасному рёву стало ясно, чего они ждали. Виконт де Мори отлично знал причину их ликования и осторожно привлёк к себе своё сокровище. Для Леоноры всё происходящее по-прежнему казалось сном, только теперь к страху примешивалось ещё и другое чувство — смутное чувство счастья.
Грохоча по неровной дороге, к замку медленно приближалась тяжёлая колымага. Из-за топота толпы, сопровождавшей её, стука копыт не было слышно. С мрачной пугающей торжественностью — вполне в духе Великой французской революции — карету маркизы под конвоем водворяли на место. Наблюдая из своего укрытия, Бернар и Леонора увидели, как она медленно подкатила к замку и остановилась на том же месте, что и прежде; толпа расступилась, освободив ей пространство. При свете мерцающих факельных огней было видно, как отворились дверцы, и шести сидевшим в карете дамам и господам было приказано выйти. Впрочем, никакого принуждения и не требовалось; все, включая даже маленькую графиню де Гру, спускались с подножки с таким невозмутимым и гордым изяществом, что можно было подумать, будто они направляются в Версаль, а не шагают навстречу гильотине. Лишь одна старая маркиза дала знак сыну отойти в сторону, когда тот подчёркнуто важно предложил ей руку, чтобы прошествовать в дом, — повернулась к толпе с властным, неустрашимым видом и пожелала знать:
— Где эта предательница? Где старуха Пернэт? Кто-нибудь из вас может сказать? Что она сделала с моей внучкой, мадемуазель д’Изамбер?
Она ждала ответа, но все молчали, тогда маркиз взял её под руку, и они снова переступили порог старого дома.
— Отпустите меня! Я должна быть с ней! — вскричала Леонора.
— Нет, Леонора, не пущу, — ответил Бернар де Мори. Она вновь начала терять сознание — сильные руки
молодого виконта подхватили Леонору как ребёнка. Он понёс её по дощатому мосту через ров, затем по склону холма, через долину в своё родовое имение, между тем доблестные местные патриоты грабили замок де Гру, прежде чем отправить его владельцев под конвоем в тюрьму и на гильотину.
Из обречённого рода де Гру спаслась лишь мадемуазель д’Изамбер. Она тоже оказалась в заточении, но её стражами стали виконт де Мори и старуха Пернэт с дочерью. Лишь спустя много дней после этой ужасной ночи Леонора смогла успокоиться и найти в себе силы выслушать рассказ о том, как всё произошло.
Разумеется, тогда, в молельной, её заперла рука не злоумышленника, а доброжелателя. Поспешность отъезда ускорило сообщение, пришедшее вечером из деревни: толпа жителей Гру под предводительством некоего патриота двинулась к замку и через час будет у его стен. Немедленно было велено подать карету, последние приготовления велись в лихорадочной спешке; только перед самым отъездом маркиза обнаружила исчезновение внучки. Дверь в башенку тоже была заперта, ключ бесследно исчез. Пернэт словно сквозь землю провалилась.
Поначалу маркиза объявила, что она ни за что не поедет без Леоноры, но её спутники придерживались иного мнения, даже шевалье не видел никакого резона в том, чтобы ради неё ставить на карту жизнь шестерых человек.
Тут вперёд выступила маленькая графиня и заявила во всеуслышание:
— Я думаю, вам не нужно беспокоиться, мадам. Леонора, вероятно, убежала в Мори. Не далее как сегодня вечером она призналась мне, что любит виконта.
Эта новость, похоже, ошеломила маркизу, и она уже не чинила никаких препятствий к отъезду.
Когда карета отъехала от замка, Пернэт, подслушивавшая в чулане, занавешенном гобеленом, вышла из своего укрытия и открыла виконту входную дверь. Вдвоём они поднялись в молельную, где нашли Леонору, лежавшую без чувств на полу.
Таким образом, девушка была спасена вопреки своей воле.
Внуки графини де Мори, урождённой де Гру д’Изамбер, рассказывают эту историю друзьям всякий раз, когда водят их по старинному замку, испытавшему революционные потрясения, обезображенному, полуразрушенному, но ещё сохранившему своё величие. Мы стоим у окна и смотрим на зелёный партер за крепостным рвом, который теперь осушили и превратили в сад, и молодая хозяйка Леонора де Мори, с большими испуганными, голубыми, как у её бабушки, глазами глядит на нас и внезапно понижает голос.