V
Леонора застыла в коленопреклонённой позе, склонив лицо на скамейку и вытянув сложенные руки. Солнце село, на холмах Мори погасли розоватые отблески, на небе замерцали звёзды, но в молельной было совсем темно, и молитвы Леоноры незаметно перешли в сновидения. Поначалу они были приятны и безмятежны, но какое-то время спустя сменились томительными и мрачными, и вот повторился кошмар, приснившийся ей несколько дней назад, только теперь он был ещё ужаснее. Карету подали не к подъезду, а на лужайку; надо заметить, мадам де Гру действительно затем прибегла к этому смелому плану. Ужас отчаяния охватывает Леонору. Неужели её оставят в замке? Она спускается по стене, нагоняет карету и видит в ней призраков. Но теперь они протягивают к ней руки, пытаются затащить её к себе. Это было невыносимо. Леонора закричала, проснулась — оказалось, она в молельной, продрогшая, измученная, на грани обморока, на полу, и у неё дрожат колени.
Часов у Леоноры не было, она не знала, сколько времени проспала она в молельной, но была уверена, что прошло несколько часов — так темно было и холодно. С трудом поднявшись на ноги, она добрела до двери и попыталась её открыть, но безуспешно: видать, она была заперта снаружи. Леонора принялась стучать в неё кулаками, звала Пернэт — кричала так, что, казалось бы, не могли не услышать. У неё было такое чувство, что это происходит не наяву, а опять в том сне, что она всё ещё не проснулась. Никто не отозвался. Леонора опустилась на скамейку, перед которой она дотоле стояла на коленях, и, подперев лицо руками, стала смотреть в узкое окно. Сквозь толстое зеленоватое стекло проглянула большая яркая звезда, и её свет достиг каморки, где томилась в одиночестве Леонора. Девушка вспомнила, что говорил ей Бернар накануне: «Даже если вы не хотите позаботиться о своём спасении, всё равно вы будете спасены». Она не придала особенного значения его словам; это казалось невозможным, она должна была смириться и разделить судьбу своих родственников, никто не сможет избавить её от горького жребия. И, тем не менее, сейчас эти слова пробудили в её усталом сознании волю к жизни, ей больше уже не казалось, что всё это ей лишь снится. Ей захотелось узнать, что они сейчас делают и как ей выбраться из этой темницы. А вдруг они уехали несколько часов назад и оставили её в замке одну? Нет-нет, не может быть.
И тут она заметила какие-то странные тени и отблески света, которые то и дело падали на каменные стены в проёме окна и тускло отсвечивали на стекле. До её слуха донеслись звуки: позвякивание сбруи, скрип колёс, глухой гул голоса. Леонора вскочила на ноги, исполненная ужаса при мысли о том, что её оставят одну. Неужели и впрямь бабушка про неё забыла? И Пернэт тоже? Может быть, дверь заперли по ошибке, и её, Леонору, ждёт горькая участь: смерть от голода? Вылезти в окно невозможно: такое могло получиться только во сне. Голодная смерть ещё страшнее, чем гильотина. Леонора снова застучала в дверь кулаками, крикнула, прислушалась — полная тишина. Несомненно, входная дверь, ведущая на винтовую лестницу, тоже заперта. Явь оказалась страшнее сна. Итак, её заперли — все забыли о ней. Крестьяне, возможно, подожгут замок, и ей не выбраться отсюда, спасения нет, если только случайно Бернар не сообразит, что она осталась в замке, и не разыщет её здесь. Боже, какой ужас!
Она стояла в темноте и дрожала, не зная, что и подумать, что предпринять. Она смотрела на отблески огней и тени, мелькавшие в окне, и ей пришла в голову мысль, по крайней мере, можно попытаться выяснить, что случилось. Леонора принялась подтаскивать к окну стол — он был тяжёлый, и она насилу его придвинула, затем поставила на него скамейку и кое-как вскарабкалась на покатый подоконник. Ухватившись одной рукой за задвижку, она потянула её вниз, другой рукой толкнула окно — и оно распахнулось. Створки смяли покрытый инеем плющ, и вялые листья, сорвавшись, разлетелись в стороны. Леонора просунула голову в окно, посмотрела вниз: под звёздным небом на зелёной лужайке за крепостным рвом виднелось что-то большое и тёмное, вокруг него мерцали факелы и толпились люди. Это была парадная карета маркизы. Позвякивали удила, лошади вскидывали головы и били копытами, но густая трава заглушала стук подков. Глядя вниз, Леонора задрожала от холода. Что и говорить, сцена походила на безумный сон, на какое-то инобытие. Слуги сновали между каретой и чёрным ходом — видно, очень торопились. Вскоре они отступили в сторону, и показались два факельщика, а за ними — шесть человек. Парами они осторожно двинулись по траве, приближаясь к карете.
Леонора не видела их лиц, но отлично знала каждое. В первой паре шли старая маркиза и её сын, за ними — младшая маркиза со своим сыном, графом, а замыкали шествие графиня и шевалье де Мазан.
Леонора, насколько могла, наклонилась вниз и замахала рукой в морозной темноте.
— Мадам! — закричала она сорвавшимся голосом. — Вы уезжаете? А как же я?! Я здесь! Меня заперли. Не оставляйте меня!
Быть может, её голосу недоставало силы, и старая маркиза не расслышала слов, однако она остановилась перед тем, как ступить на подножку, и обернулась. Произошло некоторое замешательство, родственники Леоноры принялись торопливо переговариваться о чём-то, но вскоре все сомнения были отброшены и, к удивлению девушки, де Гру один за другим взошли в карету, слуги отступили назад, форейторы щёлкнули кнутами, и с тяжким скрипом и грохотом огромная колымага съехала с лужайки и покатила в сторону гужевой дороги, ведущей в просёлки, где де Гру надеялись избежать погони.
Таким образом, сон Леоноры повторился в третий раз наяву, только теперь она не могла выбраться из своего узилища. К счастью для неё, наяву оказалось невозможным даже попытаться догнать отъезжающую карету. Леонора всё ещё глядела ей вслед, пока не смолк вдалеке последний звук, и даже когда он растаял во тьме, она не слезала с подоконника. Находиться в таком положении было очень неудобно и тяжело, зато, по крайней мере, она могла видеть звёзды, а под ними тусклую землю. Леонора ещё смотрела в окно, как вдруг до неё донёсся другой звук — яростный рёв толпы со стороны деревни. Толпа подступала всё ближе и ближе, и Леонора различила горящие факелы и голоса, которые мало-помалу, казалось, переходили в приглушённый злобный рык. Холодный ветер, пронесясь над толпой, зашелестел плющом, и Леоноре удалось расслышать несколько слов:
— Огня! Огня! Поджечь гадов в их логове!
Голова у Леоноры пошла кругом, сознание помутилось. Она качнулась и, соскользнув с подоконника, упала без чувств на стол, а со стола на пол, где осталась лежать недвижно.
VI
Мадемуазель д’Изамбер очнулась от обморока не в замке, а на краю рва, в густой тени кустов и деревьев, где накануне вечером она встречалась со своим возлюбленным. Он был рядом с ней, голова её лежала у него на руке, а волосы и лицо были мокры от холодной воды, которую он брызгал на неё пригоршнями. Холод был леденящий; ров частично замёрз, но, может быть, это даже облегчало задачу Бернара, приводившего её в чувство.