Сошлись два корабля, лживые улыбки вводили в заблуждение имперцев, ещё больше погружая судно во мглу. Только посетители стали входить на борт по доске, как полетели топоры. Купец успел только издать посмертный крик и рухнул на пол с кроваво-красными глазами. Вои, кличи варваров затмили смелые натуры остальных обитателей корабля, стали для моряков тьмой, тучами, стремительно проносящимися по небу, принося лишь страдания и разрушения. Жалкие попытки обороняться приводили имперцев к мучительной смерти. Раздробленная грудь самого молодого кронцера ( Хестфальского воина одетого кожаную куртку с кольчугой и саблей наперевес ) украшала остатки мачты, отрубленная голова со вскрытым черепом, обезображенное глубокими порезами тело, отрезанный член - неполный список актов развлечения учинённых варварами. Бордовое бестие дрейфовало с горой трупов словно по кораблю прошелся спец отряд моргульских кларгулов. Дух варваров поднялся, лики их сияли, как ясно солнышко, даже жрец не прочь был истребления иноверцев.
На судне находился миссионер, принужденный продвигать зедрианство - имперскую веру. В остальных частях света её не любили за её характерные отличия от других, как выражались сами южане, языческих верований. Главное отличие дуалистическое, у хэстфальцов было два Божества, Рамуин - бог честности, взаимопомощи и добра, второй, Чиолкон - полный антипод первому, бог лжи, грабежа, воровства, зла. Свет же, а в частности огонь, считался воплощением господа в материальном мире, каждую молитву зедриане проводили зажигая перед собой лучину, когда свечку, когда просто вглядываясь в небесное светило. Существовало у них и особое ученье семи хелджоинков, являют же собой семь ступеней духовного развития человека: Рамуин - господь мудрый, покровительствующий человеком, Кладиор - благой помысел, скот, Вендруок - истина наилучшая, огонь, Пьернегун - власть избранная, металлы, Авдаугет - святое благочестие, земля, Фуэриунин - целостность, вода и Хорниел - бессмертие, растения. Основными догматами огнепоклонцев были, 'чти святость стихий первородных, как творений Господних', 'совершай добрые деяния, защищай их от злых козней, помни, придет день, когда правда победит ложь'. Три раза в год верующие совершали поломство в Линдиоль, город рожденья пророка Зедрия, Малауль, гору, где Зедрий получил дар огня и Порлокун, деревню, главную обитель веры, место откуда она разрослась всюду. Главным праздником являлся День огня, отмечаемый в день рожденья Зедрия, седьмого Этуса, дек месяца года по древне-эльфийскому календарю. В столь знаменательный день, огнепоклонцы жгли чучела, схожие с разных форм священными тварями, пили вино и лакомились импирисами, алыми фруктами, произрастающими в основном в Хэстфале и немного в Даргрулкской империи. Столь чудесный плод импортируется во многие государства мира, приносит гигантские доходы и перерабатывается в непостижимое множество продуктов. В форме восьмерки, в обоих частях скопления живительных сладковатых, одурманивающих вкусовые рецепторы, живительных белых молекул, яркий их вкус известен любому хоть сколько-нибудь уважающему себя гурману. От масел до отваров и тысяч рецептов блюд, деликатес сей входит в обиход жрецов, знахарей, чародеев, ведьм и прочих представителей четырёх сословий. Имелась даже своя теория Великой войны, где демоны пришли по воле адского бога Чиолкона, что принёс в людской мир магию, отравил души лесных эльфов и склонил их к убийству, карой же за отречение от света было превращение остроухих в уродских моргулов, осквернил могилы мертвых и сделал их своими слугами и много чего ещё натворил. Сие событие зовётся Вардуула - спущение тьмы, из-за него в империи сословие магов ненавидят и гонят уже пару веков, но нынешним правителям приходится прибегать к помощи чародеев, знахарей, колдунов и провидцев, из-за постоянной потери преимущества перед западным собратом. Отчасти именно Хэстфаль виновен в исчезновении протозанщиков, блюстителей людских. Комнатка, где затаился священник, была увешена кедровыми дощечками с изображениями иерархии огней, что составляют бытие: придомуст - что горит в раю перед Рамуином, вилдомуст - что горит в людях и животных, неризнимуст - что горит в растениях, холодумуст - огонь молний и атромуст - земной пламень. Самая большая и проработанная в деталях картина изображала главный символ веры - золотую чашу с горящими углями, вокруг стояли хелджоинки. Волхв, трясясь, закрывал руками святое произведение искусства. Бедный жрец не знал что и делать в пустой комнате наполненной ныне варварами, кого он так яростно презирал, уж тем более не мог он подозревать, как обращаются с зедрианами, как их казнят.
- Нет! Не подходите, безбожники, это святое место!
Благо хоть язык у людей был общий, что конечно не помогло несчастному миссионеру. Из одежды носил он только чистую белую рубаху бимзу, связанную из хлопчатобумажной ткани и тонкий поясок из овечьей шерсти. На голове был сложен тюрбан пестрого рубинового цвета.
- Ты не жрец, ты еретик поганый! Боги вас отвергли, вот вы и нанепщевали своего лже-господа. Ты заслуживаешь нави, да не простой, у нас для таких как ты казнь особая!
- Нет! Не надо! Оставьте! Пустите сыроядцы проклятые! - всё умолял жрец. Дряхлые руки и ноги его безуспешно бились в попытках вырваться из каменного хвата. Слезы стекали по бледным щекам. Зидивол сплюснул в сторону волхва, умоляющего взглядом о помиловании. Но нет, варвары не такие, ещё не было такого случая, чтобы поддался Северянин меркантильным чувствам, чтобы пощадил поганца.
Перетащив хабар с карфов мореплаватели закатили пир. Стали стремительно опустошаться бочки с вином из Хленна, кружки с пивом звенели там и тут, стук костей доносился отовсюду и перекрывал тресканье древа от столкновение с боевым ножом. Все веселились, ржали, мужчины упорствовали соревноваться с девушек, а особи прекрасного пола кичливо вертели хвостами, как лисицы. Даже знакомые Верподу лучницы танцевали с назойливыми пьяницами. Продользвон уделывал в 'три айсберга' целую компанию на протяжении уже десяти минут, блондин захлебывался недовольством. Блюда имелись к слову тоже довольно разные: всевозможная дичь; кабаны, куры, птицы, сомы и окуни; на одном столике поедали известный во всем мире Лиордоновый пирог из мякоти геона. Лакомство лишь высших феодалов, нежный насыщенный вкус его будоражил умы молодых дворянок.
Течение несло их туда, откуда летели, гогоча, птицы. Кушанья не могли заставить извращённых вояк позабыть о главном представлении вечера, о казне жреца. К убиению недостойных варвары относились серьёзно, использовалась самая изощренная техника, что смогли они придумать своей первородной дикостью. Звалась оная голубка смерть орлом. С семи лет детей приучали к жестокости мира с помощью показа казни, столь ужасной и чудовищной, что представить себе её цивилизованный человек не мог. Настоящий воин должен не только мечом уметь махать, но быть бесстрашным, смелым и мужественным, рассудительным и хладнокровным. Таким своего идеального сына видел каждый Северянин.
Миссионера вывели два здоровых парня. Его измученное лицо, изорванное тело, что покрылось полосками запекшейся крови. Руки и ноги его тряслись, не в силах удержаться. Хэстфалец бормотал себе что-то под нос, наверняка заклинал варваров на мучительную погибель, умолял Рамуина долго причинять страданья перед их смертью, прощался со знакомыми в земном мире. Как не пытался имперец скрыть страх, избавиться от паскудного предчувствия длительной и ужаснейшей своей смерти. Развеселевшая толпа заголосила:
'Хотим орла! Хотим орла! Хотим орла!'
Канаты сцепили запястья жреца с ножками перевёрнутого столика мертвым хватом, в прямом смысле. Туловище снизу подпирал мешок сильно пахнущей ровики, по правде сказать смердело ужасно, но варвары как-будто не чувствовали запаха, вообще не подозревали о его существовании, лишь ухмылки, плевки и издевки, вот что интересовало северян. Зидивол вышел следом. Лицо серьезное, сердитое отчасти, белая льняная рубаха до пола, волосы чистые, распущены, кровавые полосы проходят по носу и глазам в вертикальной оси. В руках варвары блестел топорик, рукоять исписана, как гобелен из Мессы, на стали выскреблены руны, что значат: 'карай неверных', таким убивали только за особо тяжкие грехи, за убийство младенца, изнасилование жены брата иль друга и прочие порочащие честь пред богами деяния, какие искупить нельзя. Зидивол стал позади миссионера и запел на древнем гидикском говоре, появившемся еще до Великой войны. Кругом все замолкли, лики вдруг напитались какой-то неестественной серьёзностью, когда смотришь на них, чувствуешь необъяснимую тревогу, первородный страх, что порождает ужас. Следом запел каждый из присутствующих, невероятной звучности песня словно давила душевно хэстфальца, он несумел сдержать челюсть от пронзительного крика, но вокруг никто не вздрогнул, не обратил ни малейшего внимания. Топорик приподнялся, мужики разорвали рубаху обречённого имперца. Позвонки затрещали, лезвие месяцом прошлось по хребту, отделяя от него рёбра. Захлестала густая кровь, запястья судорожно метались не в силах выбраться, приговорённый орал, орал что было мочи, свинья орет, когда её хотят зарезать. Удар за ударом, лико Зидивола окрасил темно алым, вскрыв грудную клетку он раздвигал косточки в растопырку, как орлиные крылья. Крик стих, обезумевшие от боли глаза ещё шевелились, громко и торжественно раздавались звуки кошмарной песни, бились об уши и разрывали мозг на куски. Члены обмякли, иссякла всякая сила, поникли, еле держась, красные руки достали легкие бедолаги. Розовые мешки ещё сокращались в конвульсиях, глаза миссионера остекленели, обессилели, лицо замерло в вечном трансе. Органы повесили на рёбра, величественная песнь окончилась, имперец погрузился в забвение, кругом воцарилась непередаваемая атмосфера такого дикого, непреодолимого воинского духа, ярости и варварства. Не зря известны во всем белом свете берсеркеры, бойцы, что идут против ста человек в одиночку, что рассекают своей секирой бренные тела врагов, словно травинки в чистом поле, что не страшатся и смерти, и сокрушают всякого у кого хватит смелости или удачи оказаться у них на пути.