При дворе Антиоха Ганнибал задумал дерзкий план возвращения в Карфаген и последующего нападения на Италию{1116}.[344] Затея с предварительной организацией восстания Баркидов в Северной Африке провалилась{1117}. Карфагеняне, обеспокоенные гневной реакцией своих новых хозяев, незамедлительно информировали римский сенат о махинациях Ганнибала. Бывший полководец недооценил поддержку, которой теперь пользовался Ганнон в Карфагене, и он впустую предпринимал попытки вернуть утраченные позиции. Отвергнутый собственным народом, победитель римлян в великой битве при Каннах был вынужден ублажать Антиоха. На самом деле Антиох и его советники наверняка испытывали серьезные сомнения в отношении замыслов Ганнибала. Согласно Ливию, его план всегда был один и тот же. Войну надо вести в Италии. Италия-де сама предоставит провиант и солдат чужеземному врагу. С римлянами, если им позволить пользоваться ресурсами Италии в войне за ее пределами, не совладает ни один царь и ни один народ{1118}. Когда война Рима с Антиохом все-таки случилась, стратегические советы Ганнибала оставались такими же донкихотскими и были вежливо отклонены{1119}.[345]
Ганнибалу все же удалось повоевать. Антиох, надеясь, что пунические корни сыграют свою роль в финикийских городах Леванта, отрядил туда карфагенянина снаряжать военные корабли{1120}. Селевкидская флотилия приняла бой с римлянами у побережья Памфилии в Малой Азии. Левый фланг, которым командовал Ганнибал, стойко выдерживал атаки более искусного и опытного противника. Тем не менее селевкидские корабли отступили, и римляне заблокировали их в гавани Сиде. Можно представить, с какой горечью Ганнибал смотрел на карфагенские корабли в составе римского флота{1121}.
После поражения селевкидов при Магнесии в Малой Азии в 189 году Ганнибал провел остаток жизни, мыкаясь по дворам эллинистического Востока. Хотя в точности и неизвестен маршрут его передвижения, согласно некоторым свидетельствам, он побывал на Крите и даже в Армении, где якобы помог построить новый город{1122}. Последним его пристанищем была Вифиния, царство на северо-западе Малой Азии. По рассказам, Ганнибал продолжал заниматься городским строительством, выстроил новую столицу и, кроме того, разработал уникальную тактику ведения морского боя, предложив забрасывать палубы вражеских кораблей горшками со змеями. Несмотря на дружбу с царем Вифинии Прусием, Ганнибал создавал для него дипломатические проблемы. Когда в 183 году Вифинию посетил римский полководец Тит Квинт Фламиний, он отругал царя, узнав, что у него находится Ганнибал. Прусий, испугавшись нежелательных последствий гостеприимства, оказываемого врагу римлян в то время, когда возрастает их влияние в регионе, решил выдать им своего гостя. Когда солдаты царя заблокировали все выходы из убежища на берегу, Ганнибал, убедившись, что побег невозможен, принял яд, который он всегда носил с собой, избежав таким образом унижений плена. Умирая, Ганнибал, как сообщает Ливий, проклинал римлян за их мстительность, бесчестность и неправедность{1123}. Так закончилась жизнь великого сына Карфагена.
Последние герои
На первый взгляд может показаться, что свои последние годы Ганнибал провел в бегах от мстительных римлян. В действительности его судьба в значительной мере зависела от отношения к нему сограждан. Устав от его эгоистичных попыток подорвать политическую систему во времена реального кризиса, большинство членов Совета старейшин искренне стремились избавиться от него. Политические промахи и заблуждения Ганнибала объясняются прежде всего тем, что за пределами Баркидской системы социальных связей и взаимоотношений, оставленной в наследство предшественниками, он был чужаком для карфагенской элиты в отличие от Гамилькара и Гасдрубала, выросших в ее среде. Ганнибал, наделенный кипучей энергией и в то же время не терпящий возражений, стал одним из военных героев, абсолютно непригодных для политической деятельности.
344
План нападения на Италию, очевидно, предназначался для того, чтобы вовлечь Антиоха в реализацию намерений Ганнибала развязать новую большую войну против Рима. См.: Grainger 2002, 143–145.
345
Нереальность исполнения планов нападения на Италию навела некоторых исследователей на мысль о том, что они были сфабрикованы (Lancel 1999, 200; Grainger 2002, 223–224).