Новые друзья и старые враги
Отношения между пунийцами и греками на Сицилии складывались примерно таким же образом. Финикийцы обосновались на острове в начале VIII века, и первыми их самыми главными колониями были Панорм, Солунт и Мотия. В поселении Мотия, располагавшемся в закрытой бухте на островке, соединенном с материком узким перешейком, первыми строениями были склады и мастерские, обросшие постепенно жилищами и религиозными сооружениями, среди которых наибольшей известностью пользовалось святилище Каппидаццу{288}. Однако вскоре финикийцев начали теснить греческие колонисты, нахлынувшие сюда в последние десятилетия VIII века и привлеченные удобным расположением Сицилии на торговых путях Средиземноморья и изобилием плодородных земель{289}.
Согласно Фукидиду, среди аборигенов Сицилии самыми древними были сиканы, прибывшие сюда из Иберии в далеком прошлом. Элимцы, обитавшие на западной стороне острова, предположительно эмигрировали из Трои. Сикулы, переселившиеся из Италии, покорили сиканов и, захватив большую часть острова, выдворили их на западные и южные окраины Сицилии{290}. Если финикийцы мирно уживались с элимцами и сикулами, то греческие колонисты зачастую насильно изгоняли аборигенов с насиженных мест{291}. Это приводило к тому, что поселения финикийцев и элимцев объединялись в альянсы для борьбы против агрессивных территориальных поползновений греков. Сицилия превратилась в арену борьбы за ресурсы и конфликтов. Тем не менее, несмотря на проявления враждебности, между различными этническими общинами возникли и развивались коммерческие и культурные связи. На острове установилась атмосфера экономической взаимозависимости, прерывавшаяся иногда междоусобными и внутриобщинными столкновениями{292}. Ни одна из колониальных или туземных этнических общин не могла возвыситься над другой в продолжение сколько-нибудь длительного времени.
Это значит, что обстановка культурного синкретизма и политико-экономического синергизма, иными словами — колониального компромисса, сохранялась здесь значительно дольше, чем в других колониальных регионах, таких как Италия.
Осознание культурной и политико-экономической взаимозависимости сопровождалось обострением конкурентной борьбы за рынки и сырьевые материалы. Для Карфагена важнее всего было оградить свои коммерческие интересы в тирренском регионе[129]. Греки уже контролировали значительную часть Сицилии и Южной Италии (позднее этот район в Италии получил название Магна Греция (Великая Греция). В VI веке новая волна греческих колонистов основала поселения на северных берегах Средиземноморья — Массилию, Антиполис (Антиб), — Никею (Ницца) на восточном побережье Корсики и на Эолийских островах.
В VI веке Сицилия, можно сказать, процветала. Коллапс торговли металлами на маршруте Испания — Левант не особенно отразился на финикийских колониях юго-запада острова: их благосостояние традиционно в большей мере зависело от коммерческих связей с греческими соседями и обеспечивалось стратегическим положением на морских путях между Грецией, Италией и Северной Африкой. В Мотии протянули новую дамбу к материку и построили сухой док (cothon) для капитального ремонта судов. Финикийцы нарастили храм Каппидаццу и расширили тофет. Город тогда имел две промышленные зоны, оборудованные печами и колодцами для изготовления керамики, а также комплекс сооружений для производства пурпурных красителей и кожаных изделий{293}.
Греческие и туземные соседи в Мотии тоже не бедствовали. В Селинунте греки реконструировали общественный центр и возвели на новой двухуровневой пирамидальной террасе несколько дивных храмов. В Сегесте элимцы торжественно открыли свой храм, столь величественный, что, по некоторым сведениям, на его сооружение потребовалось более тридцати лет{294}.[130]
Однако обогащение рано или поздно начинает провоцировать проблемы. На южном и восточном побережьях, где традиционно хозяйничали греки, им стало тесно, и они начали приглядываться к менее заселенным северо-западным и западным территориям острова (где уже обосновались элимцы и финикийцы). В 580 году греческие колонисты, прибывшие с Книдоса и Родоса, попытались основать поселение напротив Мотии, но их выдворили оттуда совместными усилиями финикийцы и элимцы{295}.[131] Неудивительно, что и Мотия, и Селинунт теперь окружили себя крепостными стенами со сторожевыми башнями{296}. Свидетельства конфликта сохранили такие артефакты, как мемориальный камень, найденный в Селинунте на могиле Аристогитона, сына Аркадиона (он был убит у стен Мотии в VI веке){297}.
129
Несмотря на расширение сети торговых факторий и создание новых поселений, Карфаген не стремился к тому, чтобы не допустить греков в Южную Испанию. Торговые фактории, если их покидали карфагеняне, быстро занимали фокейские греки с эгейского побережья Малой Азии, основавшие колонию в Эмпории, теперь носящей название Коста-Брава, на северо-востоке Испании (Dominguez 2002, 72–74).
130
Даже менее развитые туземные общины по мере роста благосостояния испытывали на себе влияние греческой культуры. В этот период в Монте-Ято появился еще один храм с греческими атрибутами. В VI веке особенно разросся город Сегеста на западе острова, где местная знать завладела институтами власти и управляла финансами. Тесные торговые и культурные связи сегетской элиты с эллинистическим миром подтверждаются значительным количеством найденной греческой керамики (включая 2300 черепков с греческими письменами). В других туземных поселениях влияние греческой культуры менее заметно. В Монте-Полиццо, где обитало в лучшие времена до тысячи человек, тоже обнаружены признаки греческого влияния в архитектуре и керамике, но не столь очевидные и многочисленные (Morris et al. 2001, 2002, 2003); De Angelis 2003, 107–110). Степень и характер приобщения туземного населения к финикийской или греческой культуре варьируются довольно значительно (Hodos 2006, 89–157).
131
Диодор (5.9) ничего не пишет о совместном войске финикийцев и элимцев, но сообщает о том, что колонисты из Книдоса сами вовлеклись в конфликт между сегестянами и селинунтцами. Krings (1998, 1–32) находит в обоих текстах детали, которые подвергают сомнению версию о том, что данный эпизод послужил причиной напряженных отношений между финикийцами/пунийцами и греками. Однако они в любом случае не опровергают сообщение Павсания о совместных действиях финикийцев и элимцев.