Время! Сейчас ударит…
Юрию показалось, что великан хлопнул в ладоши, приняв "Карфаген" за назойливого комара. Хлопнул, промахнулся, и поток воздуха отбросил назойливое насекомое. Кажется, что-то произошло с системой охлаждения. Девяносто. Сто. Сто двадцать. Сто пятьдесят.
Послышался стон. Кажется, сейчас умрёт Механик. Так и есть. У Юрия непроизвольно дернулась голова. Раньше, говорят, человек не чувствовал смерть компьютера. Это было в те времена, когда еще отсутствовала нейронная связь.
— Прощай… Инспектор…
Это слова Старпома.
— Прощай, Капитан… — губы слушались с трудом. Спохватившись, Юрий прилип к трубочке с водой. Организм, тут же принялся обильно выпускать влагу через поры кожи, стараясь таким образом победить жар, проникший в "Карфаген".
— До свиданья, любимый…
Это Штурман. Почему "любимый"? Он всегда воспринимал её как часть себя. Штурман есть, когда делится Капитан. Она всегда рядом. Всегда готова помочь. И никаких чувств у компьютера быть не может.
Плывёт всё в глазах. Двести градусов. Двести десять… Может быть, уже можно тормозить? Но почему "любимый"? И что там за звуки?
— "Карфаген"… "Карфаген"… Юра!!!
Что они хотят ему сказать?
О, Боже! Поздно…
Космос, он иногда похож на хрустальную люстру. Огромную хрустальную люстру концертного зала, которой вымыли тщательно в пенной воде, ополоснули, а потом включили среди черных бархатов драпировки..
И вот красные, синие, желтые, оранжевые, голубые искры висят в безразличном пространстве. И свет их — холоден и равнодушен. Что им, сияющим огонькам, до того, что, соприкасаясь с горячими шарами ламп каждое мгновение, гибнут мириады живых существ, которых не в силах увидеть глаз человека? Ведь никто не виноват в их гибели. Ведь они сами приняли такое решение. Ведь они иначе не могут. Им надо летать.