СЛЕД, ОСТАВЛЕННЫЙ КАРФАГЕНОМ В ИСТОРИИ
По-настоящему посмертным реваншем для последних защитников «цитадели Бирса» мог бы стать тот факт, что спустя много веков институты, религия и главным образом язык Карфагена все еще продолжали свое существование в Африке.
Еще в V веке нашей эры св. Августин объяснял своей пастве, что deus (то есть бог) на латыни означает то же самое, что theos на греческом или ylim на пуническом языках. А за два столетия до св. Августина пунический все еще оставался живым языком, и Септимий Север (193—211 годы нашей эры), римский император, родившийся в Лептис-Магне, древней тирской колонии, стыдился некоторых из своих родственников, которые говорили только на пуническом языке (Жизнеописания Августов. XXVI, 7). И о глубоком укоренении пунического языка на африканской почве свидетельствуют не столько тексты древних авторов, сколько результаты археологических находок: спустя более чем два века после гибели Карфагена, резчики по камню все еще продолжали выбивать на стелах надписи на пуническом языке. А в Триполитании были обнаружены стелы, датируемые IV веком нашей эры, на которых пунический текст был выгравирован латинскими буквами. Но долгая жизнь пунического языка отмечалась не только в Африке. На Сардинии, в Битийе, была найдена надпись, датируемая эпохой правления императора Марка Аврелия (161—180 годы нашей эры).
Что касается религии, то Карфаген так глубоко повлиял на мировоззрение африканцев, что ни его исчезновение, ни проникновение других народов в империю не смогли привести к забвению двух главных божеств Карфагена: Баал Хаммона и Тиннит. Разумеется, им присвоили другие наименования: африканский Сатурн и Юнона Каэлестис соответственно, кроме того, их черты претерпели эволюционные изменения, но их культ, в частности культ Сатурна, продержался вплоть до триумфа монотеизма.
Что же касается институтов, то по крайней мере соотносящиеся с ними пунические титулы: суффет, баалим или раб[7], заимствованные и впоследствии распространенные нумидийскими царями на контролируемые ими территории, а затем сохраненные иностранными городами, будут встречаться вплоть до эпохи правления Траяна (98—117 годы нашей эры).
II.
ГОРОД И ЕГО «ИМПЕРИЯ»
Карфаген. Современный вид
В отличие от западных греческих колоний, городские поселения которых были тесно связаны с их хорой, то есть с сельскохозяйственной глубинкой, и в противоположность главным образом Риму, который контролировал завоеванные территории посредством прокладывания дорог, охраняемых границ или устройства военных лагерей, Карфаген, как нам кажется, в большей степени был озабочен формированием торговых сетей, чем созиданием империи. До V века ни в редчайших археологических свидетельствах, ни в литературных источниках нет даже намека на существование у карфагенян подобных амбициозных замыслов.
В течение долгих лет их, рассчитывающих прежде всего на сформированную ими торговую сеть и соседей, поставляющих им продовольствие, вполне устраивала минимальная сельскохозяйственная площадь, удовлетворяющая первичным потребностям в пропитании.
КАРФАГЕН
Карфаген находился в идеальном месте, расположенном на полуострове в форме стрелы, соединенном с сушей перешейком шириной 4440 метров (25 стадий). При закладке города соблюдались основные требования, встречающиеся при возведении финикийских городов, то есть наличие защиты со стороны моря и возможность контролировать отношения с периферией страны и ее населением. В наши дни аллювий реки Меджерды (Баграды древних) заносит песком Утику и, трансформируя залив того же названия в сабху (sabkha — соленое озеро), существенно изменил очертания побережья. Весь город, включающий центральную часть, порты, некрополи, сельскохозяйственные угодья, был защищен крепостной стеной, простирающейся в длину приблизительно на 33 км.
Начиная с XIX века удалось в общих чертах идентифицировать местонахождение городской агломерации. Карфаген занимал прибрежную равнину, одну сторону которой обнимало полукружье холмов с расположенными в них некрополями (плато Бордж-Джедид или «холм по соседству со святой Моникой», обнаруженный в ходе раскопок, проведенных отцом Делаттром, плато Одеон, холм носящий имя Юноны и холм Бирса или «святой Людовик»). С южной стороны город граничил с болотистой зоной под названием Саламбо.