Засыпав землею часть болота вдоль косы, выдающейся глубоко в море, Ценсорин придвинул к стене два больших тарана. В результате их работы часть стены упала, и уже можно было видеть дома и улицы города. Но карфагеняне бросились к пролому и, оттеснив противника, принялись ночью спешно заделывать стену; часть их — вооруженные и безоружные, с одними только факелами в руках, вышли за городскую стену и сожгли или привели в негодность машины. Утром у пролома завязалось новое сражение. Римляне пытались прорваться в город. Карфагеняне противопоставили им шеренги вооруженных воинов, за которыми толпился народ с кольями и камнями в руках. Многие пунийцы ожидали неприятеля на крышах. Карфагенянам удалось вытеснить римлян за городскую стену; от преследования их спас Сципион Эмилиан, тогда военный трибун [Aпп., Лив., 98; Ливий, Сод., 49; Орозий, 4, 22, 7; Зонара, 9, 21][577].
Ко времени летнего солнцестояния в лагере Ценсорина из-за ядовитых испарений начались болезни, и он счел за благо перебраться к морю. Между тем пунийцы, используя затишье, решили нанести удар по римскому флоту. С этой целью они хворостом и паклей нагружали небольшие парусные лодки, подтаскивали их канатами вдоль стен к тому месту, откуда ветер гнал бы их к римскому флоту, потом насыпали серу, заливали смолу, поджигали и пускали. В результате римляне потеряли почти все свои корабли. Осенью 149 г. Ценсорин уехал в Рим проводить очередные выборы магистратов. Руководство осадой целиком перешло к Манилию. На его лагерь карфагеняне предприняли еще одну вылазку. Глухой ночью они подошли к оборонительному валу и принялись его разрушать. Им помешал Сципион Эмилиан, ударивший по карфагенянам с тыла и заставивший их отступить [Aпп., Лив., 99]. После этого события Манилий построил вокруг лагеря стену [Aпп., Лив., 100].
Беспрестанные неудачи и трудности, с которыми Ценсорин и Манилий столкнулись при попытках штурмовать обезоруженный, но хорошо укрепленный город, решительное сопротивление карфагенян заставили римское командование отказаться от продолжения борьбы у городских стен. Ведя по-прежнему осаду, Манилий главные операции перенес в Ливию —против отрядов Гасдрубала и Гамилькара Фамеи. В особенности тревожил римлян Фамея; своими партизанскими налетами он почти совершенно парализовал действия римских фуражиров и команд, посылавшихся за продовольствием. Правда, он делал исключение для подразделений, которыми командовал Сципион Эмилиан; они отличались высокой дисциплиной и организованностью, так что Фамея не мог рисковать [Aпп., Лив., 100—101].
Не принес Манилию удачи и поход против Гасдрубала к Неферису. Там римляне, окруженные возвышенностями и крутыми склонами, занятыми неприятелем, вынуждены были пробираться через заросли, ущелья и горные потоки и едва не попали в ловушку. Ожесточенное сражение не дало перевеса ни одной из сторон. Гасдрубал засел в неприступном укреплении и, когда римляне, ничего не добившись, начали отступление, напал на уходящих. От полного разгрома римскую армию и на этот раз спас Сципион Эмилиан [Aпп., Лив., 102-103; Ливий, Сод., 49; ср. у Зонары, 9, 27].
Кампания 149 года не увенчалась сколько-нибудь заметными успехами римского оружия. Вопреки всем ожиданиям война затягивалась, и сенат, обеспокоенный таким развитием событий, отправил в Африку специальную комиссию разузнать, что, собственно, происходит. Картина, которую сенатские уполномоченные застали, была весьма неприглядной; если только наши источники не преувеличивают, единственным римским военачальником, добившимся некоторых, правда, пока не слишком ощутимых побед, да к тому же в оборонительных боях, был Сципион Эмилиан [Aпп., Лив., 105]. И наверное, не случайно и старик Катон уже на краю могилы отличил Эмилиана, характеризуя его стихом из «Одиссеи»: «Он лишь с умом; все другие безумными тенями реют» [Одисс, X, 495; см. об этом: Полибий, 36, 8, 6; Диодор, 32, 9а; Плут., Кат., 27; ср. у Ливия, Сод., 49, а также у Плут., Апоф., 3].