Итак, незадолго до Рождественских Праздников, мисс Сара Тина Хадсон, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры Высшей Математики Университета города Нью-Йорка, грядущее светило точных наук, красавица и умница, чинно сидела в кондитерской "Пятая Авеню", что располагается на одноименной нью-йоркской улице, за чашкой жидкой бурды, которая по какой-то жуткой ошибке именовалась «кофе», и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
В те времена, в так называемой интеллектуальной среде, это считалось достаточно модным и почетным занятием.
Да и размер премии, обещанной каким-то толстосумом за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась дверь кондитерской, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а его милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его испанском или вест индийском происхождении.
Это был никто иной, как Симон Монтелеон, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода «Ватерлоо», перевозившего особо стратегически важные для Карибии товары — бананы, апельсины и лимоны, коренной житель славного города Сан-Анхелино.
Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по чашечке вышеупомянутого светло-коричневого несладкого напитка.
Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется «кофе», моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
Расстегнув долгополый походный сюртук, выхватил из-за широкого кожаного пояса весьма внушительный абордажный тесак и приставил его к горлу несчастного хозяина кондитерской, требуя объяснить смысл этой несмешной шутки.
После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный дон Симон решил простить глупого gringo и даже, достав из бездонного кармана своего сюртука изящную жестянку с неким ингредиентом, приготовил на кухонном примусе для всех желающих ковшик настоящего chigos.
К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
Но мисс Сара Хадсон осталась сидеть на прежнем месте.
Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего недавнего собеседника, но ничуть не испугана — ведь общеизвестно, что испугать шотландскую леди гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
— Милая Сара, — чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк, — Отведайте, пожалуйста, благородного chigos с карибских плантаций. В его вкусе — вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза — и Вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу — прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой, стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны, беспокойные, никогда не засыпающие джунгли, и море, Великое Карибское Море, Море Морей…
О мисс Сара, как жаль, что я не родился поэтом.
Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Симон Монтелеон продолжил:
— А если Вы, в перерывах между глотками chigos сделаете несколько затяжек этой черной карибской sigaros, то перед Вами могут открыться многие тайны мироздания….
И тут произошло неожиданное.
Изысканная, элегантная, по последней моде одетая нью-йоркская леди сделала маленький глоток chigos, и, поставив на столик свою чашечку, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно выхватила из пальцев оцепеневшего капитана sigaros и сделала глубокую профессиональную затяжку.
Результат превзошел все ожидания.
Глаза мисс Сары Хадсон широко распахнулись и засияли словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:
— Эврика! Эврика! Эврика!
Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала из кондитерской.
Дон Симон только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа — в свидетели своей полной невиновности в происшедшем.
Как говорят в Сан-Анхелино охотники: "В чем ошибся ягуар уже не важно, важно, что кролик все-таки убежал".
А Сару Тину Хадсон просто посетило озарение, она неожиданно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое неожиданное открытие.
К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Лондон мистеру Джону Тревору, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в одном из тамошних Университетов.
Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского, уснула сном ангела.
Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность — за ночь решение теоремы напрочь Сарой Хадсон было забыто, и виной всему, по ее мнению был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о морских разбойниках, несметных сокровищах, зарытых в глубоких пещерах, об обезьянах, тапирах, аллигаторах и прочих глупых разностях.
Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность — ведь решение было у Джона Тревора, который через месяц должен был прибыть в Нью-Йорк для официального предложения руки и сердца.
Месяц прошел как один день.
И вот долгожданная встреча любящих сердец.
— Джон, Джон! — взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав смокинга своей будущей половинки, — Правда же мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей. Правда?
— Дорогая Сара, — несколько озадаченно проговорил сэр Джон, неодобрительно посверкивая стеклышком монокля, — Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право…
Стоп, Джон Тревол, — безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались грозовые нотки, — Оставь свое мнение при себе. А мне — отдай, немедленно, отдай МОЕ решение. И — отдай немедленно.
— Но дорогая, — ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, — Я искренне подумал, что это твоя рождественская шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и…..
— Короче говоря, — пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, — Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил?
— Ну, конечно, я…,- это были его последние слова в этом диалоге.
Вы знаете, что такое настоящий гнев?
Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?
Если Вы не встречались с по-настоящему разгневанной шотландской леди — Вы не знаете о гневе ничего.
Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с сэра Джона его черный котелок; после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его монокль; после третьего… — впрочем, будем милосердны — кровожадность ныне не в почете.
После этого инцидента о свадьбе и речи быть не могло.
Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.
Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней — в Нью-Йорке, этом великолепном Мегаполисе, где, казалось бы, есть все, везде и всегда, невозможно было
достать ни chigos, ни sigaros. А как без этих волшебных помощников вспомнить секрет решения Великой Теоремы?
Проблема разрешилась как-то сама собой.
Села мисс Сара Тина Хадсон на первый же фруктовый пароход и отправилась в экзотическое путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Сан-Анхелино, что расположился где-то между тропиком Рака и тропиком Козерога.