Пьём портвейн — первая порция, как полагается — комом, вторая — соколом. В процессе получаю море информации о мировом и отечественном футболе и о «Зените» и его игроках — в частности.
— Я за что «Зенит» уважаю? — Разглагольствует немного захмелевший приятель, — Во-первых, за то, что в этой команде, в основном, наши же, питерские пацаны играют, ребята
с нашего двора — образно выражаясь. Сечёшь? А во-вторых — за Володю Казачонка. Он — боец настоящий, всегда до конца сражается. Выигрываем, или проигрываем — Володя всегда в мыле, как лось педальный по полю бегает, бьётся. Да за него я любому глотку перегрызу! А вообще, у меня мечта есть. Хочу, чтобы в «Зените» только одни питерцы играли, вовсе без приезжих. И чтобы бились бы они все — как Володя, до конца. И не важно совсем — какое место конечное в чемпионате этом команда займёт. Неважно совсем. Главное — чтобы только свои, и чтоб бились! А звёзд иногородних набрать и первые места потом занимать — такого, лично мне, и даром не надо!
Как нас, дурачков, Эрнесто Че Гевара учит: "Честь — превыше всего!" Честь — понимаешь? Твоя личная Честь, Честь твоих близких, друзей, города твоего, твоей Родины! Всё остальное — бред полный! И, не нужны нам Победы, добытые любой ценой, с нарушением Кодекса Чести. Совсем — не нужны! Согласен со мной? То-то же! Ты что знаешь про Че? Тоже — что все? Ничего, братишка, у меня книг про Него на разных языках — завались! Дам тебе почитать. Не грусти, почитаешь, просветишься, поймёшь — что почём в этой жизни!
Бутылка кончается, Лёха открывает вторую, достает из-за пазухи плоскую объёмную флягу и переливает туда напиток. Прячет под ремень, одёргивает рубаху, интересуется:
— Ну, как? Незаметно? А то менты нынче — звери, в миг отнимут.
Аккуратно протираем подоконник, прячем коробку со вспомогательным инструментом обратно за батарею, и, болтая и травя неприличные анекдоты, перемещаемся на Крестовский остров, но идём не к стадиону, а в глубь парка, где в дупле старого трухлявого дуба прячем третью бутылку.
А вот, собственно, и футбол. Видно, что на поле делается — откровенно плохо, но на тридцать третьем секторе весело. Все кричат, размахивают руками, извлекают из потайных мест фляжки, бутылки и даже — медицинские грелки, и под одобрительные взгляды друг друга потребляют принесённые напитки.
Вроде бы — наши выиграли, а вот с каким счётом — уже забылось.
Дружной радостной толпой, уже в вечерних сумерках, в окружении доблестной милиции, двигаемся прочь от стадиона.
Мужики дружно скандируют:
— «Зенит» — бронза звенит!
— Менты — гордость нации!
Пьяненькие девицы предпочитают другую кричалку:
— Я хочу родить ребёнка от Володи Казачонка!
Милиционеры благостно улыбаются, вежливо помахивая дубинками.
Незаметно сворачиваем в парк, к заветному тайнику.
Как открывали бутылку — помню, потом — как отрезало.
Проснулся уже на рассвете — от холода. Туман оседал на деревьях капельками росы, рядом громко храпел Лёха. Вот и сходили на футбол — интересно, что бабушка скажет?
Лёха проснулся неожиданно в хорошем настроении, и тут же заявил:
— Классный был футбол, достойно сходили. А сейчас двинем на Ваську, там с восьми утра точки пивные работать начинают.
Двинули на Ваську. Приятель идёт впереди и в пол голоса напевает:
— Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки — только у пивных ларьков…
У пивного ларька немаленькая очередь мятых мужиков. Но Лёха доходчиво объясняет, что мы — болельщики «Зенита», поэтому нам — без очереди. Первый несогласный тут же получает ногой в ухо — карате — весьма полезная вещь — и пиво уже у нас в руках. Впрочем, пива в кружке — процентов пятьдесят, остальное — чистая ленинградская водопроводная вода, но всё равно — хорошо.
Немного взбодрясь, двигаемся к метро.
Лёха, уже во всю глотку, орёт:
— Моя мать — Революция, мой отец — стакан портвейна….
Так вот ты какая, жизнь студенческая! Лично мне — нравится.
Бабушка встретила на удивление спокойно:
— Пей, внучок, пей молочко. Оно с похмелья — в самый раз будет.
Внучок и не спорил.
Пил молоко, и запоем читал книги про Че, добрым Лёхой предоставленные.
На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда — когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.
И вот она — первая лекция. Называется — "Введение в специальность".
Заранее — ведь Первая Лекция — собираемся возле означенной аудитории, ждём начала.
Ещё группа чётко разбита на две половинки: вот — местные, ленинградские, а вот — приезжие, «общажные».
Разная одежда: местные — уже в джинсах — в «настоящих», либо — в болгарских; общажные — либо в школьных брючатах, либо — в широченных, уже года два как вышедших из моды — клешах.
Разная речь: кто-то громко «окает», кто-то, также громко, демонстративно этого не стесняясь — «акает»; местные — в основном, молчат, изредка негромко и отрывисто переговариваясь о чём-то между собой.
Пройдёт всего лишь полгода, и всё усреднится, все станут братьями — с общими интересами, предпочтениями в одежде, сленгом.
А пока — ленинградцы сгруппировались по правую сторону от входа в аудитории, приезжие — по левую.
Я, если посмотреть так — местный, если эдак — приезжий. Но, поскольку тусуюсь с Лёхой-каратистом, прибиваюсь к ленинградским.
И, вдруг, ровно по центру разделяющего группировки коридора появляется неожиданная, по-книжному брутальная — фигура.
Среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять таки — киношного — подбородка.
Одет — в чёрную классическую тройку, белоснежную рубашку со стоячим воротом, кроме того — шикарный галстук яркой попугайской расцветки и — нестерпимо блестящие, чёрные, явно импортные — туфли. На лацкане пиджака — большой значок с изображением лошади, перепрыгивающей через препятствие, с надписью на иностранном языке.
— А это что ещё за ферт такой? — достаточно громко, не таясь, спрашивает Лёха, никогда — с момента нашего знакомства — не уличённый в тактичности и трепетности.
Ферт, оглядевшись по сторонам, и, как будто услыхав Лёхин вопрос, тут же направился в нашу сторону.
Подойдя практически вплотную, и глядя только на Лёху — сугубо в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака — противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии — начинает показывать знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах — мол, давайте-ка, сообразим на троих.
Сюрреализм и импрессионизм в одном флаконе — ну никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими ухватками.
Но, Лёха у нас — кремень, и глазом не моргнув, он тут же, элегантно подхватив меня под локоть, начинает перемещаться в сторону мужского туалета.
Щёголь неотступно следует за нами.
В туалете, наш новый брутальный знакомый ловко извлекает из брючного кармана непочатую бутылку коньяка — пять звезд, за две секунды крепкими белоснежными зубами расправляется с пробкой, одним глотком опорожняет ровно треть, занюхивает рукавом, и, протягивая бутылку с оставшимся содержимым Лёхе, представляется — по-русски, но, с заметным акцентом:
— Бернд Мюллер, серебряный призёр чемпионата ГДР по конкуру, дипломированный спортивный тренер, к Вашим услугам, господа!
Естественно, Бернд говорил по-русски не всегда правильно — окончания путал, падежи, выражался нецензурно — к месту и не к месту. Но, для простоты повествования и, уважая русский язык, сделаем вид, что этого вовсе не было, пренебрежем — так сказать. Договорились? Тогда — я продолжаю.
Передавая друг другу бутылку, допиваем коньяк. На безымянном пальце нашего нежданного собутыльника — обручальное кольцо, совсем взрослый, в отличие от нас, значит.