Процесс проникновения в новую страну, особенно если она расположена в тропиках и тем более, если при вас груда багажа, словно специально созданная, чтобы оскорбить до глубины души любого таможенного чиновника, связан с перипетиями, которые интересны только для участников, да и то после благополучного завершения. Мы научились подходить к этому делу с безграничным терпением, имея на лице интернациональную улыбку, а в карманах — горсти разменной монеты, и с философской покорностью судьбе, зная, что несколько дней нам не придется ни есть, ни пить, ни спать спокойно. Только эти предосторожности и сохраняли нам рассудок.
На этот раз нас ждало приятное разочарование. Я давно не бывал в голландских колониях по своим злодейским зоологическим делам и совершенно забыл, что местные люди — едва ли не единственное исключение среди бестолковой сумятицы невежественных и недоверчивых жителей земного шара: они постигают всю важность зоологии и могут понять тех, кто готов на самые невероятные подвиги ради любви к этой науке. В подтверждение скажу: ровно через три дня, с того момента, как мы увидели шпили и белые домики, — ни часом позже! — мы уже были счастливыми обладателями собственного дома, наши книги стояли на полках, наш автомобиль — у дверей, а на столе нас ждал обед, сервированный на «изысканном» голландском фарфоре. Нам случалось промаяться по прибытии в страну не меньше двух месяцев, пока удавалось долбиться подобного комфорта. На этот раз мы всецело были обязаны своим приятным разочарованием любезности и деловой компетентности голландских властей и самих суринамцев.
Парамарибо должен посрамить и заставить устыдиться весь остальной тропический пояс Западного полушария. Его каналы, чистенькие, узкие, обсаженные пальмами улочки, где попадаются старинные кирпичные дома, газоны в городском парке, глинистый берег реки, поражающий полным отсутствием бутылок и консервных банок, — все это вызывает одинаковое уважение и к голландцам, и к местному населению.
Какой там народ! Мы боролись с сильнейшим искушением — забросить зоологию и всерьез заняться антропологией, ведь во всем мире нет другого такого места, где для этой науки словно самой природой были бы созданы лабораторные условия. В то утро, пока мы сидели за работой у окошек нашего приветливого домика, перед нами прошли представители почти всех рас, подрас и национальностей земного шара. Безукоризненно одетые розовые мужчины на велосипедах, похожие на чисто вымытых младенцев, — голландцы; элегантные еврейские семейства, которые, казалось, прибыли на собственной машине прямо из пригорода какой-то северной столицы; сирийские джентльмены, осанистые и необъятные; китайцы, очень деловые — в соломенных шляпах и не очень деловые — в черных штанах, похожих на унылые гибриды шорт и брюк. Там были сухощавые, бронзовые от загара, морщинистые буры — мелкие фермеры, продающие в городе свои продукты, а среди европейцев встречалось множество брюнетов — они могли оказаться и голландцами, и французами или уроженцами любой из стран Южной Европы или Латинской Америки. Казалось, здесь представлены все страны — мы видели и даму из Исландии, и джентльмена из Новой Зеландии.
Всех этих людей можно встретить в любом космополитическом городе. Но были и такие, при виде которых дух захватывало от восторга. Во-первых, так называемые британские негры, которых привезли в Суринам еще в прошлом веке из Британской Вест-Индии. Мужчин мы так и не видели, но женщины сразу бросаются в глаза: они носят живописный костюм — широченный кринолин из яркого набивного ситца, под который спереди и сзади подложены необычайные подушечки в форме почки, набитые ватой или травой, а поверху идут бесконечно длинные и пышные оборки. Кроме того, в Парамарибо обитали и другие горожане без особых примет — в большинстве негры и метисы, отличающиеся лишь безукоризненно элегантными городскими костюмами. И наконец, там встречались негры совсем особого типа.