Мир илистых отмелей на глазах преобразился: то был уже не мертвый ландшафт, а площадка для игр, где собралась компания самых диковинных живых существ. По ракушечным берегам сновали громадные черные уховертки, крупные черные с золотом осы-шершни, пауки ярко-красного цвета и великанские мокрицы, развивавшие неимоверные скорости. В воздухе было полно сверкающих металлически-зеленых стрекоз и мух точно такого же цвета. В укрытии мангровых дежурили у входа в свои илистые туннели ярко-красные крабы, уставясь на нас глазами-перископами на стебельках. В грязи сновали туда-сюда мелкие черные крабы, а по более сухим, ракушечным берегам ковыляли крабы другого вида, выставив вперед одну из толстых белых клешней. Наверху, в ветвях деревьев, гроздьями копошились тощие серые крабы с ярко-красными лапками и клешнями.
Прилив подступал все ближе и достиг высшей точки как раз к наступлению сумерек. Мы все с увлечением гонялись за тоненькой змейкой, вынырнувшей из речки прямо у нас под носом, когда вдруг нас приковал к месту громкий пронзительный свист.
— Что это? — спросила Альма. Мы с Фредом молча переглянулись.
— Не знаю. — Едва я успел ответить, как свист повторился.
— Может, Уолтер нас зовет? — неуверенно предположил Фред.
— Похоже на человеческий свист, но идет-то он вон с той стороны, — сказал я, показывая на залив у нас за спиной.
— А что, если кто-то прячется на болоте? — спросила Альма.
Но это было абсолютно невозможно — на многие мили в глубь побережья в илистой жиже, прорезанной сетью бесчисленных ручейков, тянулись только мангровые заросли, кишащие несметными ордами комаров. Свист был громкий и отчетливый, и все же мне показалось, что никто из нас как-то не поверил своим ушам.
— Сбегай узнай, звали нас или нет, — попросил я Фреда. — Да захвати на обратном пути ружье.
Мы сели и стали ждать. Почти все птичьи стаи уже протянули мимо, и только несколько запоздавших малых цапель, хлопая крыльями, пролетали вверх по ручью. Тьма сгустилась, стала таинственной и недоброй. Мы с Альмой невольно вздрогнули, услышав тот же призывный свист в третий раз. Теперь это, бесспорно, был свист человека, и раздавался он на самом конце нашей ракушечной отмели. Нам стало не по себе. Когда Фред вернулся с ружьем, мы приняли решение идти на разведку, не зная заранее, что нас ожидает, но от всей души надеясь, что это какой-нибудь рыбак в челноке, которому понадобилась вода или курево.
Уже почти совсем стемнело, но вода в заливе стояла высоко и отражала свет закатного неба. Отмель была маленькая, и, пройдя несколько шагов, мы присели на корточки. Заглянув под деревья, на фоне светлой воды мы смогли увидеть силуэт того, кто там находился. Когда мы наклонились, прямо с узкого конца отмели кто-то спрыгнул. Раздался громкий всплеск. Я выкрикнул какую-то дурацкую фразу, как меня потом уверяли: «Хотите выпить?» Услышав такое, любой рыбак откликнулся бы тотчас же. Но ответ был самый неожиданный.
Из-за песчаного склона выглянула небольшая головка. Я было принял ее за собачью, что подтверждало бы присутствие поблизости охотников; но затем случилось вот что: головка разразилась свистом, а Фред спустил курок. Он клянется, что выстрелил с перепугу, но меня до сих пор пробирает дрожь, когда я думаю, что это могла быть любимая собачка охотника, за которой шел следом ее хозяин. Оказалось, что этот действительно напоминающий собаку чрезвычайно странный зверек — енот-крабоед (Euprocyon cancrivorus).
Впоследствии у нас в «зоопарке» появилось несколько таких зверьков. Они во всем похожи на собак, их часто и держат в доме как любимых собачек. У них есть одна диковинная привычка — присев на задние лапки, похлопывать или «прибивать» землю передними лапками, как будто выравнивая и выглаживая какую-то мягкую поверхность. Это удивительно аккуратное и легкое похлопывание всех нас озадачивало, пока мы не пустили в клетку к зверькам живых крабов. Еноты и не подумали на них бросаться, а просто неотступно преследовали их, нежно похлопывая вышеописанным образом, пока крабы не обалдели до полной беспомощности; тогда еноты мгновенно с ними разделались, не опасаясь острых клешней.