Как рассказал впоследствии видный американский ученый Гартхофф, работавший одно время в ЦРУ, Пеньковский получил от американской разведки только два кодированных телефонных сигнала, которые он должен был использовать для срочного уведомления ЦРУ: один – в случае непосредственной угрозы ареста; другой – в случае немедленной угрозы войны в результате подготовки советского ракетного удара по США.
Получилось так, что у Пеньковского непосредственно перед арестом было несколько минут для посылки сигналов, но он почему-то послал только один сигнал – о неминуемой угрозе войны, а не о своем аресте. Видимо, Пеньковский решил: если ему и погибать, то погибать со всем миром!
Несколько ответственных сотрудников ЦРУ, которые все эти годы работали с Пеньковским, немедленно доложили о его аресте (о чем им стало известно по другим каналам) директору ЦРУ Маккоуну, но умолчали о сигнале Пеньковского насчет войны. Они взяли на себя большую ответственность, но полагались на глубокое знание своего подопечного, страдавшего преувеличенным самомнением.
Трудно себе представить, как развивались бы события в разгар кубинского кризиса, если бы президент Кеннеди узнал о чрезвычайно тревожном сигнале Пеньковского. Американские вооруженные силы и так уже были приведены в глобальном масштабе в состояние повышенной боевой готовности.
23 октября поздно вечером ко мне пришел Роберт Кеннеди. Он явно был возбужден. Кеннеди сказал примерно следующее: „Я пришел по своей личной инициативе. Я счел необходимым пояснить, что именно привело к нынешнему весьма серьезному развитию событий. Более всего важно то, что личным отношениям президента и советского премьера, от которых так много зависит, нанесен серьезный ущерб. Президент чувствует себя обманутым, и эти чувства нашли свое отражение в его обращении к американскому народу».
Напомнив ряд предыдущих бесед на тему о поставках советского оружия на Кубу, Кеннеди отметил, что президент поверил всему, что говорилось с советской стороны, и, по существу, „поставил на карту свою политическую судьбу», публично заявив в США, что поставки на Кубу носят чисто оборонительный характер, хотя ряд республиканцев утверждал обратное. И вдруг президент получает достоверную информацию о том, что на Кубе вопреки всему тому, что говорилось советскими представителями, включая последние заверения Громыко в беседе с президентом, появились советские ракеты, поражающие почти всю территорию США. „Разве это оружие для оборонительных целей, о которых говорили Вы, Громыко, Советское правительство и Хрущев?» – спросил он.
Президент почувствовал себя обманутым, и обманутым преднамеренно. Кеннеди воспринял это как тяжелый удар по всему тому, что он стремился сохранить в личных отношениях с главой Советского правительства: взаимную веру в личные заверения друг друга.
Р. Кеннеди высказался далее в том смысле, что и конфиденциальный канал оказался скомпрометированным, если „даже советский посол, пользующийся, насколько нам известно, полным доверием своего правительства, не знает, что на Кубу уже доставлены ракеты, которые могут угрожать США, а не оборонительные ракеты, способные защищать Кубу от какого-либо нападения. Выходит, что, когда мы с Вами говорили раньше, Вы также не имели надежной информации» (в этом Р. Кеннеди был прав, и мне нечего было ему сказать).
В целом разговор на тему обмана президента носил напряженный и порой просто острый характер. После некоторых колебаний, я дословно передал в Москву все резкие высказывания Р. Кеннеди, включая не очень лестные относительно самого Хрущева и Громыко, чтобы там по настоящему почувствовали настроение, которое царило в самом близком окружении президента. Это я считал важным для правильной оценки Кремлем общей нервозной обстановки в Вашингтоне. (Как я позже узнал от помощников Громыко, он распорядился вообще не рассылать эту мою телеграмму членам советского руководства, сказав, что доложит ее сам лично Хрущеву; как он поступил с ней дальше – неизвестно, но он не вернул эту телеграмму помощникам, и ее нет в архиве.)
Роберт Кеннеди
В конце беседы Р. Кеннеди несколько успокоился и на мое заявление о том, что Хрущев дорожит личными отношениями с президентом, сказал, что последний, несмотря на случившееся, также продолжает дорожить ими.
Прощаясь, уже перед уходом, Р. Кеннеди как бы мимоходом спросил, какие имеются указания у капитанов советских судов, идущих на Кубу, в свете вчерашнего заявления президента Кеннеди и только что подписанной им декларации о недопущении – вплоть до применения силы – наступательного оружия на Кубу.