— Страховая компания «Дикерсон Лайф».
— «Дикерсон Лайф»?
— Угу. В Олбани.
— Никогда не слышала.
— Об Олбани?
— Нет, о «Дикерсон Лайф».
Опять он меня подкалывает!
— Они довольно широко известны. Я работаю у них уже пятнадцать лет.
— Пятнадцать лет — большой срок для любой работы, — продолжила я. — По крайней мере так говорят. Я уже шестнадцать лет в рекламном бизнесе.
— У нас с вами прямо пожизненное заключение!
— Я тоже так думаю. А что толкнуло вас заняться страховым бизнесом?
— Мой отец руководил страховой компанией «Путешественники». Сейчас он на пенсии. Но страховое дело, видимо, у меня в генах.
Не возражала бы заполучить твои гены, подумала я, поразившись собственной похотливой мысли.
— А ваша мама? Она работала? — переключилась я.
— Да, но она была балериной. Мне трудно было представить себя в балетной пачке, так что я выбрал страховой бизнес.
— Наверное, мудрое решение!
— Давайте лучше поговорим о вас, — предложил Сэм. — Вот вы приходите в офис к восьми, трудитесь там целый день, а что потом?
— Что вы имеете в виду?
— Ну что происходит после работы? Как вы отдыхаете, развлекаетесь?
— Так же, как большинство деловых женщин с Манхэттена: если засиживаюсь допоздна, покупаю замороженные продукты и еду домой, если освобождаюсь раньше — могу пойти поужинать в ресторан с такими же одинокими деловыми женщинами.
— А как с мужчинами?
— А что с мужчинами?
— Они есть на Манхэттене?
— Конечно, на Манхэттене есть мужчины. Но они все безумно заняты — либо работой, либо своими благоверными.
— Нехорошо, а?
— Не то слово!
Сэм рассмеялся. Еще очко в мою пользу.
— Вчера вы сказали, что разведены, — продолжил он.
Я обратила внимание, что он сегодня гораздо более разговорчив. Мне было крайне лестно, что он проявляет ко мне интерес.
— Да, я в разводе.
— Вы поддерживаете какие-то отношения со своим бывшим?
— Время от времени он звонит, ругается. Неделю назад пообещал меня убить.
— Это не смешно. Вы считаете, что это серьезная угроза?
— Вряд ли, — фыркнула я. — Эрик — владелец похоронного бюро. У него большой опыт обращаться с людьми, когда они уже покойники. Он представления не имеет, как довести живого человека до смерти. Им нужно руководить. Или ему придется кого-нибудь нанять для этого дела.
— А почему вообще он хочет вас убить? — слегка отодвинулся от меня Сэм.
— Не стоит беспокоиться, — улыбнулась я, заметив это движение. — Это звучит гораздо драматичнее, чем есть на самом деле. У меня иногда так получается. Не нарочно.
— Тогда скажите, какие основания у вашего бывшего сердиться на вас?
— Эрик завел себе любовницу. Лолой зовут. Она работала гримершей в его конторе. Развод был отвратителен. Через пару месяцев я развернула активную рекламную кампанию в пользу его конкурента. Эрику это, естественно, не очень понравилось. Думаю, в этом случае у него взыграло мужское самолюбие. Мужчины не любят, когда женщины оставляют их в дураках, особенно если это бывшие жены.
— Люди вообще не любят оставаться в дураках.
— Это верно, но мне кажется, мужчина особенно плохо переносит, когда его обставляет женщина, которой не надо для этого лгать, жульничать или предлагать свое тело — женщина, которая достигает своих целей исключительно собственным талантом и способностями.
— Ух ты! — усмехнулся Сэм. — Вас просто должны бояться в вашем рекламном бизнесе! Вы говорите так, словно зачитываете пресс-релиз!
— Спасибо!
— Но если говорить серьезно, мне кажется, угроза убийства со стороны бывшего супруга — это слишком. Я, например, в свое время ограничился угрозой переломать ей ноги.
— Это была ваша жена? — усмехнулась я. — Кажется, вчера вы не упоминали, что были когда-либо женаты.
Задавая этот вопрос, я повернулась к Сэму и увидела, как внезапно на его лице появилось холодное, отстраненное выражение — точь-в-точь такое, с каким он подошел вчера к столу. Было такое ощущение, что задернулись шторки, закрывая от меня его умные, проницательные глаза, его сдержанную, манящую улыбку. Закрывая его целиком. Я ждала, что он как-то ответит на мой вопрос, скажет хоть что-нибудь, но он только молча бежал рядом, глядя строго перед собой. Сказать, что я испугалась, — почти ничего не сказать. Я лихорадочно пыталась найти слова, чтобы прервать это смертельно страшное молчание, отвлечь его, спросить, например, ходил ли он вчера на шоу или, может, играл в казино, но наконец он заговорил сам. Фраза прозвучала так тихо, что я едва расслышала.