— Уй-ю-юй! А почему ты уверена, что это дело рук Эрика?
— У меня только один бывший муж!
— Нет, я о другом. Почему ты уверена, что именно о тебе идет речь в этом стишке?
— Потому что конверт был адресован… — Я запнулась, сообразив, что конверт-то был подсунут под дверь каюты Джеки, а значит…
Когда я начала пересказывать этот эпизод Симону, мой голос дрожал, а ладони покрылись холодным потом. Господи, Боже мой! Ситуация начала проясняться и становиться все более угрожающей.
— Так, значит, наемный убийца охотится за Джеки! Этот грязный Питер хочет ее убить! У меня было какое-то предчувствие, что он…
— Не так быстро, — прервал меня Симон. — Ваш стюард знал, что вы втроем собрались на вечеринку у Джеки. Вы не делали из этого тайны. Более чем вероятно, что человек, написавший стишок, тоже мог об этом узнать, особенно если ему это было необходимо. Но он мог адресовать стишок любой из вас. На конверте ведь не было указано, кому именно?
— Нет.
— Стало быть, мы не можем судить наверняка, за кем из вас троих он охотится. Наверняка можно сказать только одно: это одна из вас.
Я упала Симону на грудь, повалив его на кровать и, не исключено, сбив ему дыхание.
— Может, пора сообщить об этом Джеки и Пэт? — спросила я. — Я им еще ни о чем не говорила. Джеки только-только выбралась из этого проклятого лазарета и пяти минут не понаслаждалась нормальным отдыхом. А Пэт? Не представляю, как она выдержит новость о том, что ее великолепный Билл, вероятно, хочет ее смерти? Она всерьез надеется, что они в один прекрасный день снова будут вместе. Она страшно боится насилия и даже разговоров об этом. Она говорила, что хочет установить у себя на телевизоре специальный блокиратор. Конечно, она назвала его локатором.
Симон покачал головой, явно погруженный в размышления о том, как выбраться из этой ситуации. Не показалось ли мне, что в глазах его промелькнул страх? За меня. За нас.
Мы сели.
— Ну ладно, — начала я. — Не надо паники. Ты единственный на корабле, кто знает всю эту историю и верит в нее. Единственный, на кого я могу сейчас положиться. Ты можешь помочь спасти жизнь Джеки. Или Пэт. Или, не дай Бог, даже мою.
Я прекрасно понимала, что делаю. Я обращалась к человеку, который два года прожил с мучительной мыслью о том, что оказался не в силах спасти жизнь своей невесты. Я обращалась к человеку, душу которого терзало непреходящее чувство вины за то, что он выжил, который считал себя преступником из-за того, что не смог спасти женщину. Вот этого человека я решила сделать участником новой спасательной операции. Ключевое слово здесь — «участник». Я нуждалась в нем для того, чтобы разделить с ним свою ношу, а не взвалить ее на него. Мне хотелось все делать вместе с ним, потому что я любила его. И — сознавал он это или нет, готов был признать это или нет — он тоже меня любил.
— Учти, в этом деле мы будем партнерами, — сказала я, уточняя позицию, чтобы он себя чувствовал более комфортно. — Мы будем помогать друг другу раскрыть этот заговор с целью убийства. Я не собираюсь полностью перекладывать все это на твои плечи и не хочу, чтобы ты один нес за это ответственность.
— Но я действительно уже несу за это ответственность! — заявил Симон, демонстрируя тот характерный тип мужского поведения, от которого я только что пыталась его избавить. Почему все-таки мужчины не в состоянии понять — если мы способны уважать их интересы, это еще не значит, что мы требуем, чтобы они спасали нас денно и нощно? Что заниматься спасением — отнюдь не их исключительное право, полученное от рождения?
— Симон, я…
— Послушай меня, Струнка. Ты очень увлекательно и интересно рассказала всю эту историю. Почти как анекдот за обеденным столом. Но мы с тобой знаем, что парень, который написал записку, действительно существует. И он не шутит. Я не хочу, чтобы в этом круизе с тобой что-нибудь случилось, понятно?
Я изо всех сил обняла его.
— Ничего со мной в этом круизе не случится, — решительно заявила я. — С чего бы? Ведь со мной — самый знаменитый журналист, специалист по путешествиям!
— Самый знаменитый, черт бы его побрал! — скривился Симон. — Когда я сказал тебе мое настоящее имя, оказалось, что ты его даже не слышала!
— Согласна, — призналась я. — Ты знаешь, у меня по жизни вообще очень избирательное мышление. Если что-то или кто-то меня особо не интересует, я просто не обращаю на это внимания. До того как отправиться в эту поездку, я просто не сознавала серьезность этой проблемы. Это называется «туннельным мышлением».