Видимо настала пора пояснить откуда взялся так вовремя в турецком стане мор. Все было просто. Пока турки ждали прибытия татар и судов, в их лагерь, под покровом тьмы, в турецкой одежде, прокрались уральские диверсанты и обрызгали мутной жидкостью запасы вяленой рыбы, плеснули её во все попавшиеся по пути котлы и казаны, не поленились развязать и плеснуть зелья в лежащие на их пути бурдюки. Да и просто щедро, от души облить жидкостью палатки, да и самих правоверных воинов, крепко спящих после двух неспокойных ночей и дней, устроенных этими северными гяурами, окропили, не жалея содержимое бутылок. При отходе, оставили в стане врага и сами пустые бутылки, позариться кто-либо из правоверных на дорогую стеклянную посуду, вот и еще один пораженный мором враг.
Отошедшие из турецкого лагеря диверсанты, собрались на условленном месте, быстренько сбросили с себя турецкие одежды, обтерлись сильно пахнувшей жидкостью, щедро поливая ею тряпицы, которыми обтирались, выпили по пузырьку зелья, как говорил боярин Михин, для профилактики, залили кучу сброшенной одежды смесью керосина с бензином, и уже находясь на конях, кинули в кучу горящий фитиль, от которого вся куча сразу занялась пламенем, привлекшим внимание врага, но диверсанты были уже далеко от этого места.
Как уже стало ясно эпидемия поразившая армию вторжения, произошла по воле уральских диверсантов, разбрызгавших во вражеском лагере «питательный бульон» кишащий холерными вибрионами. В свою очередь, содержимое бутылок создали в Уральском уезда, в укрытом в небольшом ущелье предгорий Уральских гор, поселке, в котором разместилась эпидемиологическая лаборатория «витязей». О применении химии и микробиологии в военных целях «витязи» задумались только в последние пару лет. До этого как то не было нужды в них. Эпизодическое применение в Хорезме не летальных отравляющих веществ, можно было в расчет не брат. Это не так боевые, как полицейские ОВ. Тем более, что от болезней можно было пострадать и самим. Но в настоящее время выпуск различных антибиотиков был налажен и выведен на промышленную основу. А тут имелись знания, что в 1569 году турки нанесут удар по Астрахани. И хотя в их истории все для Руси окончилось благополучно. Но они уже начали понемногу менять известную им историю, и возникла необходимость подстраховаться. Тем более, что в открытую громить турецкие войска пока было рано, не стоило показывать врагу свои истинные силы. Вот и решили использовать микробиологию. Выбирали вид оружия, выбор пал на холеру. Достаточно легко, для попаданцев и их людей, даже в полевых условиях, соблюдать правила безопасности при работе с данным возбудителем. Сам он не стоек ни к высоким температурам, кипячение гарантированно убивает вибрионы мгновенно, они чувствительны к высушиванию, действию солнечного света, любым дезинфицирующих веществам и кислотным растворам. Правда холерные вибрионы хорошо переносят низкие температуры, могут перезимовывать в замерзших водоемах, длительно сохраняться в прибрежных водах морей. А в воде поверхностных водоемов, или в теплое время года возможно даже их размножение, чему способствует загрязнение воды отходами со щелочной реакцией, особенно банно-прачечными стоками. Но где в степи вода, да и найти на Дону или в Азовском море банно-прачечные стоки тоже проблематично. Зато много солнца, сухого ветра. Вот и приняли в этом случае в качества оружия холеру. Ну а вырастить в питательной щелочной среде достаточное количество холеных вибрионов и расфасовать их по бутылкам, а так же подготовить в необходимом количестве дезинфицирующую жидкость и лечебно-профилактический раствор, для той же лаборатории не составило труда.
Доставили все три вида жидкостей на Дон и вручили диверсантам, уже после выхода турок из Азова. Операцию решили проводить собственными силами, не привлекая казаков. А то кто знает и просчитает их реакцию на применения чужими на их землях морового зелья. Могут быть проблемы. Вот и выполнили уральские диверсанты эту операцию собственными силами, не посвящая своих союзников казаков в тонкости этого рейда. Да тем и не было дела до них. Умаялись, отдыхают, после двух суток непрерывного «концерта» у вражеского лагеря, проведенного накануне операции.
Осада Астрахани продолжалась. Касим-паша все пытался разбить кремлевские стены дюжиной своих полевых пушек. Тем более, что астраханские ногаи донесли, городской гарнизон мал, хотя и имеет изрядный огневой припас и запас продовольствия. Да и захваченные после недолгого, но кровопролитного, для штурмующий, приступа, сгоревшие развалины городского посада, внушали некую надежду в благополучном, для туром, штурме городского кремля. Ведь кое-какие потери гарнизон понес и при штурме посада. Хотя выдав с десяток залпов по штурмующим, русские ушли в кремль, отгородившись от наседавших турок и татар, огнем подожженного посада.
Но дни шли за днями, а взять детинец так и не удавалось. Командующий турецкой армией Касим-паша принял решение зимовать, с турецкой частью войска под Астраханью. При этом Девлет Гирей со своими татарами должен был зимовать в Крыму. Боевой дух осаждающих падал день ото дня. Чему способствовали и продолжающаяся холера, и начавшаяся осушаться нехватка пищи, и наступившие холода. Последней каплей, переполнившей терпение турецких воинов, даже гвардейцев янычар, стал прорыв в крепость подкрепления и доставка припасов. По Волге на стругах и ладьях подошло московское войско под предводительством князя Петра Серебряного. Поддержанные артиллерийским огнем со стен Астрахани, русские войска, основательно потрепав противника, прошли в крепость, проведя с собой большое количество продуктов и огневого припаса, уложенного в лодьи. А через сутки, с севера над турецко-тарскими войсками нависли московские полки, стрельцы на лодьях и стругах по Волге и конница на правом берегу реки.
Простояв после русского прорыва в крепость ещё с десяток дней у Астрахани, первыми не захотели ни сражаться, ни зимовать янычары, о чем прямо и заявили Касим-паше. Как впоследствии писал русский летописец: «Нам зимовать немочно, мы помрем с голоду! Государь наш всякой запас нам дал на три года, а ты нам из Азова велел взять на 40 дней корму! А Астраханским людям нас прокормити немочно, то ты ведаешь!». Их поддержали остатки сипахов и даже пехота. Тем более, что к этому времени татар с ногайцами и след простыл. Получив добро от командующего армии, хан и его воины ушли из лагеря на следующий день, с утра.
А вскоре, в след за татарской конницей, 26 сентября отправились до Азова и остатки турецких войск, психологически подгоняемые идущей вслед за ними конницей московитов. Предварительно, при уходе, уничтожив свой военный городок, остатки посада со стенами и пригородные хутора Астрахани, Касим-паша повел армию по кратчайшей дороге, через почти зимнею степь. В шестидесяти километрах от Астрахани, на Белом озере, войско встретил чауш турецкого султана Ахмет-паша, с приказом о зимовке у Астрахани. Однако войско не подчинились приказу султана и через месяц пути, по кабардинской дороге, Касим-паша вернулся в Азов, потеряв почти всех людей, умерших с голоду и болезни по дороге к Азаку. Поход имел не только материальные, финансовые и людские потери. Он принес правителю Блистательной Порты и более весомый ущерб, моральный. «Если бы против нас русские выступили, то ни одному назад не возвратиться, все пропали бы» — говорили янычары после Астраханского неудачного похода и стали называть султана Селима II «несчастливым». Кроме того разгромный итог похода, подорвал военную репутацию турецкой армии и флота, что через два года аукнется османским галерам в битве при Лепанто с объединенном флотом европейских государств. Объединившихся в немалой степени и из-за дошедших до Европы известий о поражении сухопутных и морских сил азиатской империи, от варварской Московии.
И если для рядовых участников все закончилось очень плохо, из похода до Азова дошло едва ли тысяча измученных людей. То для Касим-паши и хана Девлет Гирея все окончилось более-менее благополучно, только большими, но не дороже жизни, финансовыми потерями. Естественно сначала повелитель правоверных Селим II разгневался и повелел казнить обоих. Но поддавшись уговорам своих приближенных, а особенно своей родной сестры, сменил гнев на милость и заменил казнь на денежное подношение. Селим взял с провинившихся, за их жизни не мало. Только с одного Касим-паши, было получено сто тысяч золотых, которые он лично привез в столицу и передал казначею султана.