Ворота появились резко, я не настолько ориентировалась внутри периметра, чтобы предсказать их появление заранее, поэтому для разгона остался совсем небольшой участок открытой местности, а потом всё. Один шанс на спасение, орёл или решка, выбор, который за нас сделает судьба. Двигающиеся по пятам зомби не дадут нам второй попытки.
Пикап ревел, нещадно эксплуатируя все доступные мощности, колеса оставляли глубокую борозду в подмёрзшей, но ещё рыхлой земле. Мы ускорялись, ворота приближались, зомби ревели, Злата и та затихла, сжавшись комочком на сидение. Пристегнуть бы её, но как это сделать я не знала.
Десять метров, пять метров, удар. Кузов подбросило в воздухе, капот ощутимо опустился вниз, Злата слетела с сидения, а я больно приложилась плечом об руль. Но самое страшное было не в минутной боли, самое страшное подсвечивалось уцелевшими прожекторами. Ворота выдержали удар, лишь слегка накренившись одной створкой.
— Прости, девочка, прости, — не глядя на улетевшую вниз Злату, прошептала я, стараясь онемевшей от удара рукой переключить на заднюю скорость.
Рука слушалась плохо, слезы застилали взор, мешая сконцентрироваться на злополучных воротах, не желающих отпускать нас из своего стального захвата. Кажется, кенгурин зацепился за погнутые створки, чему несказанно радовались приближающиеся десятки зомби, в рёве которых мне слышались отчётливые победные интонации.
Бесполезная жизнь и такая же бесславная смерть. Вот и всё, что у меня осталось. Колёса буксовали, ворота держались, зомби настигали, все при деле. В руке появился пистолет. Два патрона, два ребёнка. Это лёгкая смерть для них, но такой трудный выбор для меня.
Я шептала какие-то глупости, отчаянно продолжая насиловать мотор, перед глазами стояла мутная пелена, мешающая прицелиться. Я боялась смотреть в испуганные детские глаза и молилась, чтобы Тёма не посмотрел на меня, когда мне придется выстрелить.
Я почти нажала на спусковой крючок, когда машина неожиданно подалась назад. Рефлекторно нажав на тормоз, я почти различила силуэт, быстро приближающийся от выпустивших нас створок. Дверь распахнулась, и меня бесцеремонно скинули на пассажирское сидение.
— Сказал же забаррикадироваться, а ты даже двери не заблокировала, — проворчал Николай, занявший водительское кресло.
Машина сорвалась с места, быстро ускоряясь. Мы неслись вдоль забора, сметая мусор и ветки. Куда едем, зачем? Мне было всё равно, я как курица-наседка собрала детей в охапку и истерично смеялась.
Сбоку нашлась брешь в заборе, через которую мы и проскочили, выехав на утрамбованную гравийку.
— Больше никого не осталось? — задала вопрос, когда мы прилично удалились от мёртвого пансионата.
— Никого, — глухо отозвался Коля, не поворачивая окровавленную голову. — Больше никого.
Мужчина выглядел не ахти, совсем не ахти. Весь подранный, в запёкшейся крови и каких-то явно биологических ошмётках, с пробитой головой, сломанной рукой и сжатыми до хруста зубами.
— Куда мы?
— На север.
А есть ли мне дело до того, куда лежит наш путь? Если у нас есть шанс, каким бы крошечным и призрачным он бы ни был, мы его не упустим. Не сейчас, когда маленькие ручки хватаются за меня, как за последнюю соломинку в мире. Не тогда, когда первые рассветные лучи подсвечивают упрямо сжатую челюсть мужчины, что, не смотря на собственную боль, старается ободрительно приласкать Злату, доверчиво уткнувшуюся ему под бок.
Каким бы ни был наш путь, куда бы он нас ни привёл, мы станем сильнее, я стану сильнее. У меня больше нет права на ошибку.
Больше книг на сайте — Knigoed.net