Полицейский повернулся к нему, точно его укусила гадюка.
— Не занимайтесь здесь агитацией! — закричал он на старика. — Не то вас отведут, куда следует.
Одна из цветочниц, та, что постарше, подняла голову. Она вытерла навернувшиеся на глаза слезы и обратилась к своей товарке, как будто это относилось только к ней.
— Ну, ну! — сказала она. Но сказала очень громко.
— Оказывается, и вздохнуть нельзя. Разрешается только смеяться, — и она принялась хохотать: — Ха-ха-ха-ха!..
Она хохотала громко и отчетливо. Она смотрела полицейскому прямо в лицо и хохотала, широко открыв рот, в котором не хватало нескольких зубов:
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Вслед за ней стала смеяться и молодая цветочница. Режущим тонким смехом. И старик-нищий тоже стал смеяться, кашляя и задыхаясь. Смеялись рабочие. И бледный молодой танцор. Все они смотрели на шупо и хохотали, словно потеряв внезапно рассудок.
Сидевший на земле ребенок громко закричал от страха. Колбасник подхватил под руку жену и поспешно удалился.
В первую минуту шупо в замешательстве глядел на смеющиеся лица. При свете газового фонаря ему казалось, что на него уставились какие-то дикие рожи. Он не сразу сообразил, что ему делать. В сущности, ведь ничего противозаконного не случилось. Но от одного этого смеха дрожь пробегала у него по спине.
Он запыхтел, его красное лицо еще больше покраснело, а испуганные глаза перебегали от одного лица к другому.
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — вопили люди хором, и эхо разносилось по темной улице.
— Разойтись! — взревел, наконец, полицейский и рванул: свой свисток. Карл услышал пронзительный свист. Ужасный звук, на который со всех сторон сбегаются полицейские.
Карлуша бросился снова бежать. Ему слышался позади, ужасный смех и топот ног. И он все бежал и бежал. Вдруг он очутился на широкой светлой улице. Может быть, это Курфюрстендам? У высокого ярко освещенного дома стояла большая толпа. Много людей… Это хорошо. Карл протолкался в самую гущу и затерялся среди взрослых, которым он едва доходил до пояса. Тут он почувствовал себя в безопасности. Можно, наконец, отдышаться.
Что здесь случилось? Откуда столько людей? Он не понимал, так как ему ничего не было видно. Его толкали справа и слева. Он видел только спины и животы. Он слышал:
— Не нажимайте так сильно!
— Если вам мало места, возьмите себе ложу!
— Они уже идут, идут! — послышалось со всех сторон, и военный оркестр где-то впереди заиграл бравурный марш.
Началась давка. Все лезли вперед. Карл под напором людской массы тоже стал продвигаться. А где мог, пролезал сам. Раз уж он попал сюда, ему хотелось что-нибудь увидать.
Внезапно в толпе образовался просвет, и Карл увидел впереди себя полицейский кордон.
Мальчик хотел тут же повернуть и пуститься наутек. Он узнал черные кожаные краги. Но любопытство было сильнее страха. Теперь ему было хорошо видно. Из открытых дверей здания лился яркий свет. На земле лежал большой красивый ковер, а на ковре цветы, много цветов… розы, тюльпаны, гвоздики… Весь ковер был усыпан ими. В ослепительном свете ярких огней казалось, что красивые цветы сами светятся. Литавры гремели.
Вдруг Карлуша увидел движущиеся ноги. Много ног… Проходившие по ковру люди были видны ему только до колен. Но и так можно было узнать, что это за птицы.
Он видел блестящие, лакированные сапоги с серебряными шпорами. Белые шелковые дамские туфли с искрящимися украшениями. Все они выходили из автомобилей и шли к зданию. Там, по-видимому, был большой бал. Некоторые дамы были в настоящих золотых туфлях. И все они шагали по ковру, наступая на розы и тюльпаны. Оглушительно ревели трубы.
Внезапно началась сильная давка. Ноги вокруг Карла затопали, засеменили. Карла толкали со всех сторон. Он заметил, что все кругом смотрят наверх, и запрокинул голову, чтобы узнать, в чем дело. Некоторые люди даже протягивали руки, но Карлуша не мог понять, почему. Он ничего наверху не видел.
Но тут на ярко освещенный ковер, среди красивых цветов, упало четыре листка. Четыре маленьких серых листочка с печатным текстом, медленно кружась в воздухе, как осенние листья, беззвучно легли среди тюльпанов и гвоздик. И все же казалось, что лакированные сапоги и шелковые туфельки точно споткнулись. Они на миг остановились, неуверенно затоптались и затем быстрее пошли вперед.
Один листочек упал близко, у самых ног шупо. Шупо не мог без приказа покинуть своего места. Он вытянул ногу и, шаркая ею, придвинул листочек поближе к себе. Печатный текст лежал сверху, и не успел полицейский нагнуться и затянутой в белую перчатку рукой поднять листок, как Карлуша прочел несколько слов: